Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Потом вот это случилось, жизнь моя рухнула, осталась я в двадцать семь лет вдова — не вдова, как прокаженная, и в таком страхе, что и меня заберут. Собрала котомку, в ней все на случай ареста. Они же ночами приходили, вот я и ждала ночью, спать не могла. Ушел мой сон. Дети ничего не понимали, и я думала — что мне с ними делать? Кому их оставить? Спасибо деверю, он мне сказал: не бойся, Фати, мы детей, если что, заберем и вырастим, но ты крепкая женщина, ты все сможешь.
Я перестала бояться всякой ерунды. Ломала себе руки, язык хотела вырвать — как мы хорошо жили, как я смела жаловаться! Ну и что, каждый раз на новом месте, ну и что? Солнце мое, без него от меня меньше половины осталось. А мне надо было детей на ноги ставить. Без отца — всякий мог в них пальцем ткнуть и сказать, что мать не справилась. А я верила, что он вернется — десять лет много, но можно же выдержать, не то что можно, по-другому нельзя!
Что — голод? Что — бедность? Если у человека есть руки-ноги и голова, как он может голодать? Я днем работала швеей в артели. А по ночам ездила рисовое поле обрабатывать.
И твоя мама — она же старшая — братьев уложит, а сама выходит на балкон и молится, моя девочка: пусть с мамой ничего не случится.
Смотри, ты когда матерью станешь, рожай до тех пор, пока девочку не родишь! Сыновья — счастье, а дочь — это ангел. Для женщины спасение — только в дочери. Это ты сейчас не поймешь, а когда станешь большая, молись, чтобы тебе Бог дочь подарил.
Я возвращалась убитая, засыпала, как бревно, а твоя мама вставала, убирала нашу комнатку — что там было убирать! Мыла пол, осторожно кровати двигала, чтобы мы не проснулись. Утром встаем — а дом блестит. Господи, как я могла еще ее наказывать за что-то! Но я боялась.
Вот голода не боялась, на улице остаться не боялась, а бесчестия — как огня. Что я за детьми не услежу, они по дурной дороге пойдут — только не это, Господи, только не это! Ведь на них и так в школе косо смотрели. Дети троцкиста — это клеймо. Но мои золотые все понимали и изо всех сил старались быть лучше всех. Особенно твоя мама.
Неужели это я, темная деревенская баба, ее родила?! Она-то уж точно ничего не боялась. Чего она только не знала, чего не умела! Да она и сейчас такая — лучше дочери ни у кого нет в мире, и никто меня не переубедит. Она меня так берегла, все плохие новости утаивала.
Когда ее отец умер в ссылке, ее вызвали в КГБ, а она уже почти взрослая, четырнадцать лет. Пришла в кабинет, почувствовала, что все не так, как обычно. Эти люди все-таки были не совсем звери, видят, что девочка — сталь, прямая как стрела, а все же об отце речь, и надо ей нанести удар.
Объяснили, что отец скончался от болезни. Она оттуда ушла и мне не сказала. Так и держала в себе долго, а потом как-то от других людей весть пришла. Я и не верила никогда до конца, что он умер. Может, думаю, ошибка, перепутали, а он возьмет и вернется.
Или когда у нее был туберкулез — знаешь это? Я детей всегда хорошо кормила, одевать не могла, а кормить — получше тех, что с отцами жили. Да все-таки, наверное, столько переживаний ребенку выпало, она и заболела.
Она зашла в кабинет без меня, строго сказала: мама, ты тут посиди, а врачу говорит — если у вас есть мать или нету — но была же? Ради нее не пишите диагноз. Вы мне скажите, что делать, я вылечусь.
Врач глаза вылупила: вы что, говорит, как можно?! Не имею права! А девочка моя ей: хотите, на колени встану? Мама за дверью сидит, если она услышит про туберкулез, она там же умрет, я знаю. Ничего вам не будет, поверьте. Напишите что-нибудь нестрашное, а мне отдельно — что надо делать, чтобы вылечиться.
Не знаю, как, но врач поддалась. И представь себе — вылечилась твоя мама! А мне сказала уже много лет спустя. Я, конечно, переживала, но уже не так было страшно.
Отец ее любил особенно. Старшая, девочка — это понятно, но он говорил, что она больше всех на него похожа. Он же был очень музыкальный — играл на гитаре и таскал меня на танцы. Меня! Ну, а я что — куда муж поведет, туда и иду. Откладывал деньги на пианино дочке. Она же потом на всех инструментах играла в школьном оркестре, а пианино там так и не было. Твоя мама хотела, чтобы у нее дети играли и чтобы сделать домашний оркестр. Никто из вас не сгодился на это дело.
А вообще он был такой отец — если, не дай бог, увидит, что я детей наказываю, — гром гремел и молния разила! А что мне было делать? Одно я знаю точно: кто ребенка щадит, тот губит его. Древние говорили — возьми ребенка в кулак, все, что торчит по сторонам, отсеки, а что у тебя в руке осталось, то и воспитывай. И права ведь оказалась. Конечно, при отце они были бы другие. Лучше ли, хуже, не знаю, но — другие. Я что смогла, то и сделала. Наверное, при отце они выросли бы счастливее. А у меня цель: чтобы они были живы, здоровы и с добрым именем. Что хотела, того и добилась. Не до конца, правда…
Потом, когда они выросли, мне стало полегче. И войну пережили, и все стало понемногу налаживаться, и институты закончили, и семьями обзавелись, и дети у них пошли, дети! — я уж думала, сейчас немного передохну. Что? Детей растить — разве это труд? Это радость. Что вы понимаете в жизни? Когда у тебя есть крыша над головой, никто ночью за тобой не придет и не арестует, руки-ноги на месте — на что тут можно жаловаться?
Ты вот Пушкина читала? Сказку про старуху? Ну, про золотую рыбку, да, но она там не главная. Есть такие женщины, это он точно написал. Хоть кучу навали из золота — им все мало! Никогда не бывают довольны ничем. Врагу моему такую жену, и за девять гор от нас такое несчастье. И тебе мой завет: никогда не жалуйся! Чтобы я не слышала от тебя нытья — у меня этого нет, у меня того нет! У тебя всё есть! Всё. Нельзя Бога гневить. Каждое утро встаешь — первое слово скажи благодарности. А кто говорит — у меня нету, так у него и не будет ничего.
И у меня всё есть. Только младшего мальчика уже нет… Я думала, кончилась моя жизнь. И тут опять твоя мама меня спасла, тебя родила. Знаешь, как переживала? В сорок лет уже никто не рожает — стыдно, что люди скажут, вот — старая, уже дети почти взрослые, а она еще в молодые метит. У нас соседка была русская, в моем дворе, она так говорила: Бог даст ребенка, даст и на ребенка. Как сказано, а? Ничего лишнего.
А еще докторша была — фамилия такая сложная, никак не запомню. Мама твоя небось помнит, она же умница. Спроси ее потом. Твоя мама волнуется, спрашивает — доктор, я же лекарства принимала от нервов, и старая вроде, не будет ли у ребенка проблем? А докторша посмотрела и говорит — никто не знает, что там с детьми происходит. Мой вам совет — рожайте, вам это всем нужно сейчас. Ну, вот и родила твоя мама и дала мне — это, говорит, тебе, расти, как хочешь, а мне работать надо.
Силком меня вытащила из тьмы. Так что если я не жалуюсь, что вы можете сказать, попробуйте только рожи скривить! Ты, когда вырастешь, что сделаешь? Правильно, поступишь в медицинский в Ленинграде, купишь мне очки в золотой оправе, а потом родишь пятерых детей, да? Правильно, моя золотая. И кто твоих детей вырастит? Правильно, моя золотая. Если у вас все будет хорошо, я еще поживу. А потом умру, встречусь с твоим дедом, а он мне скажет: молодец ты, женушка моя, я на тебя не зря надеялся!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
