Материнское воспитание //
Новым домом Даниеля стал таунхаус с собственным садом. Его мать работала на полставки. В остальное время она занималась им, а вскоре и его братиком, который появился на свет двумя годами позже. Ей помогали бабушка и дедушка по отцовской линии; они подключались, когда мать Даниеля была на работе. Они играли с детьми в таунхаусе или забирали их к себе. Отец предоставил воспитание детей своим родителям и жене. Мать готовила, играла с мальчиками на чердаке, специально перестроенном в игровую комнату для малышей. Она занималась и другими работами по дому, требующими ремесленных навыков, например соорудила в саду песочницу.
В банке, где работал отец Даниеля, о его семейной жизни знали мало. Одна из коллег, проработавшая с ним многие годы, вспоминает, что лишь однажды он принес на работу фотографии детей.
В отличие от остальных сотрудников он о своих детях ничего не рассказывал. Видимо, с его точки зрения рассказывать было нечего. «Он приносил в дом деньги. А с детьми он обращаться не умел», — вспоминают друзья семьи. В тот период у Даниеля фактически не было возможности привязаться к отцу — и тем сильнее была его привязанность к матери. Тогдашние близкие друзья вспоминают, что мать была человеком, который «говорил руками и ногами». «Ее всегда было видно и слышно». А вот отец был человеком спокойным, молчаливым, не слишком общительным.
Вечера отец часто проводил в домашнем кабинете. Он старался как можно больше заработать, увеличить свой капитал; например, он вкладывал деньги в акции. «Он всегда говорил только о выигранных на бирже деньгах, потому что мог позволить себе не тратить эти деньги на повседневные нужды», — утверждают друзья. Во время их встреч речь часто заходила о деньгах. Однажды банк, где он работал, подвергся ограблению; позже он рассказывал друзьям, что боялся больше за костюм, чем за жизнь. Они поверили ему сразу, не задавая лишних вопросов. «Он даже когда ванну принимал, читал книги по экономике», — вспоминают они.
«Вечно ты со своими долларами!» — покрикивала на него мать Даниеля, в том числе и в присутствии посторонних. Иногда они ссорились прилюдно: при детях, друзьях и знакомых. Но до развода было еще далеко. По рассказам знакомых, перед отпуском мать Даниеля всегда жаловалась: «О Боже, три недели отпуска!» Отец, как правило, проводил время у себя в кабинете, а она стригла лужайку, занималась домашним хозяйством и забирала мальчиков из детского сада.
Одиночество в детском саду //
День в детском саду начинался в семь тридцать утра со свободных игр. Дети завтракали за столиками на четверых, причем каждый сам решал, когда и как долго он будет есть. На светлых сервировочных подставках стояли красные пластиковые тарелки, белая стена была увешана детскими рисунками. После завтрака Даниель часто что-то строил из конструктора. Он играл в «Лего», в машинки, в пластмассовых животных, строил города и дороги («Как и большинство мальчишек», — вспоминает воспитательница). Единственное отличие было в том, что Даниель предпочитал играть один. «Даниель любил играть в одиночестве. Некоторые дети сразу же начинают искать друзей. Он был не таким. Он был замкнут и сдержан. Друзья не слишком были ему нужны», — говорит педагог. Особенно это бросалось в глаза после половины одиннадцатого утра, когда заканчивалось время самостоятельных игр. Дети и воспитательница рассаживались на стульях в кружок. Дети пели «Поезд, поезд, поезд, едет поезд» и выбирали, кто отправится в поездку. Даниель был среди тех немногих, кто не принимал участия в совместных играх. «Он был серьезным ребенком», — говорит воспитательница. Пьесу «Птичья свадьба» дети играли в костюмах: надевали разноцветные бумажные крылья и маски, украшенные перьями. Малыши получали большое удовольствие; они много репетировали, чтобы показать спектакль родителям. Даниель не принимал участия в представлении; он был единственным, кто сидел на своем стульчике без костюма. Во время карнавала он, в отличие от большинства детей, никогда не наряжался в костюм. «Ему не хотелось. А мы никого не заставляли. Ничего страшного в этом нет», — уверяет педагог.
Даниель был не таким, как все, но такие случаи не редкость. Воспитательница вспоминает, что у нее в группах всегда были дети, которые предпочитали оставаться в одиночестве. Даниель вел себя иначе лишь на прогулках и по четвергам, во время занятий в спортзале. Тогда он принимал участие во всем, играл с другими детьми, знакомился с мальчишками. На площадке для прогулок установлена шведская стенка с толстыми канатами, чтобы дети могли как следует порезвиться. Здесь ребята играли почти каждый день. Среди воспитанников двое были из мусульманских семей.
На обед они ели свинину вместе с остальными детьми, и это никого не смущало, включая их родителей. Со временем, когда в сад стали водить все больше детей из мусульманских семей, в детском учреждении приспособились к новой ситуации и стали учитывать мусульманские правила.
На общей фотографии дети стоят и сидят под деревом рядом друг с другом. Лужайка полностью покрыта желтой листвой. Один из мальчиков на этой фотографии стал машинистом, другой — налоговым служащим. Одна девочка стала фельдшером. Другая, которая на фотографии сидит рядом с Даниелем, работает медсестрой. Она его не помнит. Рассказывая о времени, проведенном в детском саду, люди обычно вспоминают о лучших друзьях и заклятых врагах. Одиночки не запоминаются.
Начальная школа и собственный дом //
Когда Даниелю пришла пора идти в школу, его родители снова переехали. Они продали таунхаус с садиком и приобрели в соседнем городке коттедж общей площадью более двухсот квадратных метров. В этом квартале много домов с красивыми приусадебными участками и зимними садами. На обочине припаркованы дорогие машины среднего класса. «Там живут новоприбывшие», — говорят жители соседних районов. В городке около десяти тысяч жителей. До Саарбрюккена — несколько минут езды по автостраде.
У обоих детей там было по собственной комнате и общая игровая. Один из друзей Даниеля вспоминает дорогую игрушечную железную дорогу, огромное количество игрушек, заполнявших комнату, и матрас, на котором можно было прыгать. Друзьям Даниеля казалось, что он получал всё, что ни попросит. Но мать позволяла ему далеко не всё. Иногда она била его, раздавала оплеухи. Так будет продолжаться довольно долго. Но однажды — Даниелю было тогда тринадцать — он остановит ее руку.
По всей видимости, отец и в период начальной школы не особо занимался воспитанием детей. Это касалось и религии. По воскресеньям мать ходила с детьми на католическую службу. Кроме того, они молились перед едой и перед сном. Какое-то время маленький Даниель даже прислуживал алтарником. А по окончании начальной школы он принял первое причастие. Наряженный в черный костюм, он участвовал в этом торжестве вместе с другими мальчиками и девочками из своего прихода.
«Господи, помоги нам, причастникам, и в будущем жить всегда по Твоей воле и укрепляться в вере» — так звучала одна из просьб. К алтарю было прислонено большое деревянное колесо, обитое железом. На толстых спицах были написаны имена детей. После «Отче наш» и отпуста дети вместе со всем приходом запели «Шалом, шалом, шалом, шалом», что означает «мир» на иврите.
