КАРАЗа секунду до того, как наш грузовик врезался в дерево, я вспомнила, когда впервые попыталась спасти чью-то жизнь.
Мне было тринадцать лет, я только что переехала назад к отцу. Или если уж быть точной, мои вещи опять заняли свое место в шкафу в моей бывшей спальне, а я сама жила с рюкзаком в трейлере на северной границе парка аттракционов Редмонда. Именно здесь находилось логово волков, которых разводил в неволе мой отец, рядом с гиббонами, соколами, растолстевшим львом и механическим динозавром, который ревом возвещал начало следующего часа. Поскольку именно здесь мой отец проводил девяносто девять процентов времени, предполагалось, что я буду рядом с ним.
Я думала, что жить с отцом намного лучше, чем с мамой, Джо и чудо-близнецами, но этот переезд оказался не таким гладким, как я надеялась. Видимо, я представляла, как мы с папой по утрам в воскресенье будем печь вместе блины, или играть в карты, или гулять по лесу. Что ж, отец на самом деле гулял в лесу, но все прогулки он совершал в загоне, который построил для своих волчьих стай, и был слишком увлечен попытками вести себя как волк. Он валялся в грязи с Сибо и Собагв — волками-переярками[2]; он избегал Пекеду — бета-самца стаи. Он отгрызал сырое мясо прямо с туши теленка в окружении волков, при этом его руки и рот были в крови. Мой отец верил, что стать своим в стае намного важнее с точки зрения науки, чем наблюдать издали, как поступают все биологи. Когда я к нему переехала, уже пять волчьих стай считали его своим истинным членом — достойным того, чтобы жить с ними рядом, питаться вместе, охотиться, несмотря на то что он являлся человеком. Именно поэтому некоторые считали его гением. Остальные — безумцем.
В тот день, когда я уехала от мамы и ее новой образцовой семьи, отец не ждал меня с распростертыми объятиями. Он лежал в одном из загороженных мест с Меставе — первородящей волчицей — и пытался сделать так, чтобы она приняла его в качестве няньки для своих волчат. Он даже спал там, с волками, пока я не спала по ночам и переключала каналы телевизора. В трейлере было одиноко, но еще больше это одиночество ощущалось бы в пустом доме.
Летом в заповеднике Белая гора много туристов, которые приезжают из Санта-Виллидж в Стори-Ленд, в парк аттракционов Редмонда. Однако в марте этот глупый тираннозавр рычал в пустом парке с аттракционами. Единственные, кто не в сезон остался в этом парке, — мой отец, присматривающий за своими волками, и Уолтер, сторож, который замещает отца, когда его нет на месте. Место казалось вымершим, поэтому я стала после школы околачиваться вокруг огороженных участков — достаточно близко, чтобы Бедаги, волк-сторож, бродил по ту сторону забора, привыкая к моему запаху. Я смотрела, как отец роет яму для Меставе в ее логове, и рассказывала ему, как капитана футбольной команды поймали на нечестной игре, или что девочка из школьного оркестра, которая играла на гобое, стала носить какие-то хламиды, и поползли слухи, что она беременна.
В свою очередь отец делился со мной беспокойством касательно Меставе: как молодая волчица она действовала пока только инстинктивно. У нее не было примера, на который она могла бы равняться, ее некому было научить быть хорошей матерью, и раньше она не имела малышей. Иногда волчицы бросают своих щенков просто потому, что не знают, что с ними делать.
В ночь родов Меставе, казалось, вела себя как положено. Отец решил отметить удачные роды бутылочкой шампанского. Он и мне налил бокал. Я хотела посмотреть на волчат, но отец сказал, что пройдет несколько недель, прежде чем они вылезут на свет. Сама Меставе просидит в логове целую неделю и будет каждые два часа кормить волчат.
Но через два дня отец разбудил меня среди ночи.
Кара, — сказал он, — мне нужна твоя помощь.
Я накинула зимнюю куртку, натянула сапоги и пошла за ним it логово Меставе. Только волчицы там не оказалось. Она бродила по загону, стараясь держаться как можно дальше от волчат.
Я все перепробовал, чтобы заманить ее назад, но она не хочет, — расстроенно сказал отец. — Если мы не спасем волчат, второго шанса у нас не будет.
Он залез в логово и вернулся с двумя крошечными морщинистыми крысятами. По крайней мере, именно так они и выглядели — слепые, извивающиеся в руках комочки. Этих он протянул мне, и я спрятала их под куртку, пока он ходил за оставшимися двумя. Один волчонок выглядел хуже остальных. Он не двигался и вместо хрюканья время от времени испускал крошечные облачка пара.
Я пошла за отцом за трейлер, в сарай для инструментов. Пока я спала, он успел выбросить весь инструмент на снег, и теперь пол там был выстлан соломой. Внутри картонной коробки лежало знакомое одеяло — я видела в трейлере этот мягкий клетчатый плед.
Клади их в коробку, — велел отец, и я послушно положила туда волчат.
Под одеялом лежала бутылка с горячей водой, отчего оно стало теплым, как материнский живот. Трое из четырех щенков тут же стали тыкаться носами в складки. Тельце четвертого было холодным. И вместо того чтобы положить малышку рядом с ее братьями, я вновь спрятала ее за пазуху, поближе к сердцу.
Отец вернулся с детскими бутылочками, наполненными «Эсбилаком» — молочной смесью для животных. Он потянулся за волчонком у меня за пазухой, но я не отдала.
