— Приехали, мсье, — доложил извозчик. — Дом Аристида Матье.
Адриан отогнал воспоминания, кинул ему два ливра, спрыгнул на брусчатку и двинулся к самому известному дому во всей округе, двухэтажному особняку, исполненному в стиле барокко и вызывающе богато изукрашенному. Он взбежал по мраморным ступенькам, удивился, что его не встречает швейцар, толкнул резную дубовую дверь и замер. Повсюду деловито сновали судейские чины, а главное, здесь были приставы!
— Сыно-ок! — Отец заковылял к нему на подгибающихся ногах. — Наконец-то ты приехал!
— Я не понял, папа!.. — Адриан стремительно оглядел неожиданных гостей, машинально выделяя тех, кого более или менее знал. — Объясни, что здесь происходит?
Старик обхватил сына, изо всех сил обнял и склонил голову к его плечу.
«Ого, дело худо!» — понял Адриан.
Обычно отец вел себя куда как сдержанней.
— Мы разорены, сынок…
— Как это? — не понял Адриан.
Отец всхлипнул.
— Наша патриотическая касса!.. Там оказались одни жулики. Они все исчезли!
Адриан недоверчиво улыбнулся. Его отец Аристид Матье был, пожалуй, самый тертый калач из всех, кто когда-либо занимался биржевыми спекуляциями.
— Ты что же, положил всю выручку в одну кассу?! — все еще не веря, поинтересовался он. — Ты сам же меня учил!.. И сколько мы потеряли?
Отец медленно отстранился и сказал:
— Приставы арестовали все.
Адриан окинул взором родные стены. Картины голландских мастеров, персидские ковры, шелковые обои, украшенные рисунками, выполненными с редким изяществом… все, что делало его ровней друзьям, более ему не принадлежало.
«А как же мои карманные деньги?»
Аристид был прижимист, выдавал сыну намного меньше, чем требуется молодому человеку их круга, но это было хоть что-то! По спине юноши прошел озноб.
Святая Дева!
Адриан, никогда не заработавший ни единого су, вдруг ясно осознал, сколь многое решают в его жизни деньги. Без них нет кухарки, лакеев, собственной прачки, наконец!
«И кто мне вечером рубашку погладит?»
Адриан прикусил губу. Появиться в клубе в несвежей рубашке было немыслимо.
Он остановил одного из приставов и осведомился:
— Скажите, мсье, как мне забрать мои личные вещи?
Пристав ядовито улыбнулся и ответил:
— Здесь нет ваших личных вещей, гражданин Адриан Матье. Все арестованное имущество записано на вашего отца Аристида Матье, других бывших собственников не значится.
Адриана словно ударили под ребра. У него не было даже свежей рубашки на вечер.
«Только то, что на мне!»
Отец тронул его за локоть.
— Адриан, дворецкий предложил нам поселиться в его комнате.
Молодой человек знал, что их дворецкий снимает жилье где-то неподалеку, но жить в комнате?! В одной?!
— Нам надо лишь немного потерпеть, — подал голос отец. — Я получил письмо от Амбруаза Беро. Он собирался отплыть с Мартиники двадцатого июля.
— Ну и что? — Адриан не понял, при чем здесь старый отцовский друг.
— Ну, как же, — вкрадчиво проронил отец. — Мы же с ним договорились…
— О чем? — Адриан тряхнул головой, прогоняя невеселые мысли.
— Ты женишься. На приданом. В смысле, на Анжелике Беро.
Адриан вытаращил глаза.
— Это шутка?
— Какие могут быть шутки в нашем положении? — обиженно проговорил отец.
Адриан, все еще не веря тому, что это случилось именно с ним, уставился в пространство. Он был нищ, и его обязывали жениться. Да еще на приданом. Худшей доли для человека его круга и уровня притязаний придумать было невозможно.
«Анжелика Беро!.. — с ужасом подумал он. — Вот ведь нашел, кого мне сунуть!»
Аббат перечел донесение агента еще раз и раскрыл толстенный том с описанием всего торгового флота Франции. Амбруаз Беро снял две каюты — для себя и для дочери, отправился в путь 20 июля 1792 года и мог уже прибыть в Париж, но… не прибыл.
«Так, шхуна «Нимфа»… вместимость… паруса… год постройки».
— Нехорошо.
Шхуне было уже 24 года, она пережила несколько ремонтов. Значит, Амбруаз Беро мог опоздать, причем порядком. А штурм королевского дворца в Тюильри был назначен Аббатом уже на сегодня.
Аббат посмотрел на огромные напольные часы и сказал помощнику:
— Пусть матадоры выходят.
Сегодняшний штурм был предопределен еще 29 июля, когда Аббат приказал Робеспьеру начинать кампанию по свержению Людовика. А уже на следующий день, после нескольких важных разговоров, было решено, что впереди пойдут марсельские матадоры — парни дерзкие и крови не избегающие. За ними немедленно выслали гонца. В тот же день Аббат оценил затраты времени на сборы и дорогу от Марселя до Парижа и назначил дату штурма Тюильри — 10 августа 1792 года.
— Но, святой отец…
Аббат поднял голову и увидел, что помощник был еще здесь.
— Что тебе?
— Марсельцы просили дать им время на отдых.
Аббат поморщился. О прибытии пятисот матадоров его около полуночи известил набат. Понятно, что на постой такую ораву разместили не ранее двух часов ночи. Впрочем, спать никто из них и не подумал. Как доложили агенты, в предчувствии большого дела матадоры устроили грандиозную попойку. Само собой, с утра эти ребята чувствовали себя неважно.
— На том свете выспятся. Иди.
Помощник попятился к выходу.
— Стой!
Помощник замер. Аббат еще раз окинул взглядом бумаги, разложенные на столе, и цокнул языком. Ему не нравилось, что Амбруаз Беро еще не в Париже.
— Выясни, кто и где видел шхуну «Нимфа» с грузом сахара из Мартиники. Порт назначения — Бордо, но посудина старая, могла не дойти.
Помощник поклонился и бесшумно исчез в дверях.
Мария-Анна Лавуазье, урожденная Польз, не находила себе места. Сегодня ее должен был навестить сын Элевтер, однако около полуночи ударил набат, и стало ясно: Париж опять становится опасен. С утра и впрямь началось брожение, по улицам двинулись отряды санкюлотов. После них в воздухе надолго повисал запах перегара, старого пота и опасности.
Тревожась, она послала к сыну лакея с письмом, но тот ушел, да так и не вернулся. Когда внизу послышался грохот дверного молотка, Мария-Анна кинулась по лестнице так споро, что едва не обогнала прислугу.
— Элевтер! Я же тебе писала, не приходи!
Двери открылись, и она обессиленно опустила руки. Это не был ее сын.
— Мое почтение, мадам Лавуазье.
