Тогда-то все и произошло. Отряды секретной службы — Секуритате — оказались бессильны против могучего напора революционных толп, пришедших им на подмогу воинских подразделений и загадочных, неизвестно кому подчинявшихся снайперов, засевших на крышах и чердаках столичных зданий и отстреливавших офицеров безопасности. Чаушеску и его жена Елена поднялись в небо над Бухарестом на вертолете, взлетевшем с плоской крыши ЦК Коммунистической партии Румынии. У них было достаточно горючего, чтобы долететь до границы и спастись — югославы предоставили бы им убежище. Но вертолет взял курс на озеро Снагов, где находилась дача Кондукатора. Летняя дача. Зимой делать там было совершенно нечего.
Если не считать…
Но Джорджицу не хотел допускать даже мысли о таком. Безумие и так было слишком близко. Низкий гортанный голос, доносившийся из тумана, до сих пор эхом отдавался в его голове.
— Вы все сделали правильно, генерал, — повторил Стэнкулеску. — Если будете держать язык за зубами, станете министром юстиции.
Джорджицу молча кивнул. Никакие слова на ум не шли. Держать язык за зубами… да кому нужна правда об этом суде — или правильнее сказать: судилище?
В машине повисла тяжелая, душная тишина. На лобовом стекле «Гелендвагена» концентрировались крупные тяжелые капли, набухали и скользили вниз, оставляя за собой широкие влажные дорожки. Сырая, отвратительная погода. «Как мерзко, должно быть, умирать в такую погоду», — подумал генерал. Он вспомнил модное, двубортное итальянское пальто Кондукатора, усыпанное шрапнелью кирпичной крошки, пропитанное сочившейся из ран кровью. Шикарная шляпа-федора из дорогого английского фетра лежала, растоптанная, в луже подмерзшей грязи — кто-то из расстрельной команды наступил на нее сапогом. Говорят, Чаушеску нравились американские гангстерские фильмы, и он носил эту шляпу, чтобы быть немного похожим на Крестного отца…
В окно машины постучали. Костяшкой пальца, коротко, требовательно. Генерал прищурился — но стекло было покрыто изморосью, за ним угадывался только размытый темный силуэт. Водитель, однако, тут же выскочил из машины и через мгновение уже услужливо открывал правую переднюю дверцу «Гелендвагена».
— Доброе утро, господа, — негромко сказал мужчина в черном, влажном от утренней росы плаще, усаживаясь на сиденье рядом с водителем.
— Господин подполковник, — в голосе военного министра явственно прозвучала почтительная нотка, — вы знакомы с нашим другом из департамента юстиции?
— Нет, — ответил человек в плаще, оборачиваясь к Джорджице. У него было очень бледное лицо с глубоко запавшими темными глазами. Совершенно незапоминающееся лицо, если б не тонкий белый шрам, пересекавший наискось лоб. — Подполковник Траян, директорат V.
— Генерал Попа, — пробормотал Джорджицу. В сердце ему вонзилась ледяная игла. Пятый директорат был святая святых секретной службы Румынии — Секуритате. Он отвечал за личную безопасность вождя и его семьи, а также самых видных партийных деятелей страны. В нем служило всего двести человек, и подчинялись эти люди напрямую Чаушеску.
Но что делает личный телохранитель Кондукатора в одной машине с его убийцами?
Траян, видимо, прочитал мелькнувший в глазах генерала испуг и усмехнулся тонкими бескровными губами.
— Не удивляйтесь, господин Попа. Нам нужно было удостовериться, что вы расстреляли именно Товарища, а не его двойника.
Это небрежное «вы расстреляли» обожгло Джорджицу, словно удар хлыста. Генерал зачем-то снял очки и принялся протирать их нервными движениями.
Он вдруг отчетливо вспомнил донесение одного из советских дипломатов, атташе по культуре посольства СССР в Румынии. В донесении, скопированном уборщицей посольства (а по совместительству — лейтенантом Секуритате), дипломат сообщал московскому начальству о приеме, на котором оказался рядом с Николае и Еленой Чаушеску. «Гений Карпат» показался ему очень странным — он вел себя неестественно, лицо его было мертвенно-бледного цвета, толстый слой грима, покрывавший ноздреватую кожу, придавал Кондукатору унизительное сходство с цирковым клоуном.
«Елена Чаушеску, — писал русский, — очевидно, поняла, о чем я думаю. Грубо засмеявшись, она наклонилась ко мне и доверительно прошептала:
— Это не он. Это дублу. Мой муж сегодня болен…»
Почему Елена решила раскрыть государственную тайну иностранцу? Теперь-то уже никто этого не узнает… Но советские «друзья» были в курсе, что у Кондукатора есть двойники и что готовили их профессионалы из директората V.
— Были подозрения? — спросил он тихо.
— Разумеется. — При этих словах Траян как-то по-особенному посмотрел на Стэнкулеску. — Кстати, на острове ничего не нашли.
— Правда? — удивился министр. Или, вернее, сыграл удивление — не очень-то убедительно. — А как же… могила? И… князь?
— Так же, как и всегда. — Подполковник отвернулся, словно потеряв интерес к разговору. — У него по-прежнему нет головы.
В салоне вдруг стало невыносимо душно. Генерал почувствовал, что ему не хватает воздуха. Остров… могила… у князя нет головы…
Все-таки безумная мысль, мелькнувшая у него в мозгу при упоминании об озере Снагов, оказалась не такой уж безумной.
Озеро было знаменито не только тем, что на его берегах стояла летняя дача Кондукатора. Там еще находился остров с монастырем, под мраморным полом которого, по преданию, похоронен Влад III Цепеш.
Он же Дракула.
3
— Трупы в Тимишоаре были не настоящие, — сказал Стэнкулеску.
— То есть как? — Генерал вышел из оцепенения, в котором пребывал последние полчаса. «Гелендваген» мягко несся по шоссе, вдоль покрытого пятнами грязноватого снега поля. — Как это — не настоящие?..
— Ну, не то чтобы совсем… — Министр замялся. — Конечно, это были люди, а не куклы. Но только… их взяли напрокат. За деньги.
— Где? — Джорджицу по-прежнему ничего не понимал. — Что значит — напрокат?
— В городских моргах. Там их нашлось довольно много. Санитары с удовольствием помогали… гримировать. За каждый труп платили пятьдесят дойчмарок. Кто-то неплохо заработал в тот день.
— Но зачем?
— Картинка, друг мой. — Стэнкулеску похлопал его по рукаву шинели. — Телевизионная картинка. Нынешние революции делаются не на улицах, а на телевидении. Или, вернее, сначала на телевидении — а потом уже на улицах.
— Я думаю, генерал спрашивает не об этом. — Подполковник Траян вновь повернул к ним свое бледное лицо. — Зачем было все это устраивать, так? Вас ведь это интересует, господин Попа?
Генерал мрачно кивнул. Ему совсем не хотелось разговаривать с Траяном на эту тему. Ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Доехать бы до дома, выпить стакан цуйки, залезть в горячую ванну и постараться забыть весь ужас и позор последних суток…
— На это были причины, — неожиданно мягко сказал офицер Секуритате. — Поверьте, очень серьезные причины.
