Ты прав, Низар, детка. Господь благословит тебя и упокоит в мире. Ты настоящий певец женщин, хоть и мужчина, а если кому-нибудь не нравятся мои слова, то пусть, как говорится, пьет из моря.
Волосы у меня распущены и взбиты, а губы накрашены бесстыдным кроваво-красным цветом. Рядом с компьютером стоит тарелка чипсов, сбрызнутых острым соусом и соком лайма. Читатели, приготовьтесь. Я собираюсь сделать первое разоблачение!
Распорядительница обратилась к Садим, которая пряталась за занавеской вместе со своей подругой Гамрой. Своим монотонным голосом, на смеси ливанского с арабским, мадам Соусэн сообщила девушке, что кассета со свадебной музыкой застряла в магнитофоне, но скоро неполадку исправят.
— Пожалуйста, прикажи Гамре успокоиться. Не о чем волноваться, никто не собирается уходить. Еще рано! Во всяком случае, все современные невесты тянут до последнего, чтобы внести нотку интриги. Некоторые вообще выходят только в два или в три!
Гамра тем не менее находилась на грани нервного срыва. Она слышала, как ее мать и сестра Хесса что-то кричат мадам Соусэн через весь зал; вечер угрожал превратиться в потрясающее унижение. Садим оставалась рядом с невестой, стирая с ее лба капельки пота прежде, чем они успевали смешаться со слезами; их удавалось удерживать лишь благодаря тому, что веки отяжелели от огромного количества туши.
Наконец из динамиков вырвался голос знаменитого арабского певца Мухаммада Абду и наполнил огромный зал; мадам Соусэн кивнула Садим. Та подтолкнула Гамру:
— Yalla![5]
Быстрым движением Гамра провела руками вдоль тела, прочтя аят из Корана, который должен был защитить ее от дурного глаза, после чего подтянула платье, готовое свалиться с ее маленькой груди. Она начала спускаться по мраморной лестнице, шагая даже медленнее, чем во время репетиции, и считая на каждой ступеньке не до пяти, а до шести. Перед каждым шагом девушка шепотом призывала Аллаха и молилась, чтобы Садим не наступила на шлейф и не оборвала его — или не споткнулась о длинную, до полу, оборку и не упала ничком, как клоун. Все это совершенно не походило на репетицию, потому что там за каждым ее движением, за каждой улыбкой не наблюдала тысяча женщин; там не было надоедливых фотографов, ослеплявших невесту вспышкой каждые несколько секунд. При ярком свете, под пристальными взглядами, сосредоточенными на ней, Гамра начала отчаянно мечтать о маленьком семейном торжестве, которое обычно так презирала.
Садим, предельно сосредоточенная, следовала за ней, то и дело пригибаясь, чтобы не влезть в кадр. Неизвестно, что за люди будут впоследствии рассматривать фотографии, а Садим, как всякая порядочная девушка, не хотела, чтобы посторонние мужчины видели ее в открытом вечернем платье и полном макияже. Она поправляла вуаль на голове Гамры и слегка подбрасывала шлейф после каждого шага невесты — и одновременно краем уха ловила обрывки разговоров за ближайшими столиками.
— Кто это?
— Ma shaa Allah[6], да не коснётся ее зависть. Она такая красивая.
— Сестра невесты?
— Говорят, давняя подруга.
— Кажется, хорошая девушка. С тех пор как мы приехали, она трудилась не покладая рук — как будто заботы о свадьбе целиком на ней.
— А она гораздо красивее, чем невеста. Говорят, пророк Магомет часто возносил молитвы за некрасивых.
— Благословение Аллаха да пребудете ним. E wallah[7], в наши дни безобразные в большом спросе. Вот невезение.
— У нее очень светлая кожа. Она полукровка?
— Бабушка со стороны отца — сирийка.
— Ее зовут Садим аль-Хораимли. Она приходится нам родней по материнской линии. Если у вашего сына серьезные намерения, я могу поделиться кое-какими подробностями…
Садим уже предупреждали, что три женщины интересовались ею с самого начала свадьбы. Теперь она собственными ушами слышала разговор четвертой и пятой. Каждый раз, когда одна из сестер Гамры подходила к ней со словами, что такая-то и такая-то задают вопросы, девушка сдержанно отвечала: «Пусть Бог пошлет им здоровья».
Садим казалось, что свадьба Гамры действительно стала «первой жемчужиной, выпавшей из ожерелья», как выразилась тетушка Ум Нувайир[8]. Возможно, все остальные девушки будут так же счастливы. По крайней мере — если последуют плану.
Тактика «yaaalla yaaalla», что означает «вперед, но о-о-очень осторожно», — это испытанный способ быстро получить предложение руки и сердца в нашем консервативном обществе. Суть в том, чтобы одновременно быть энергичной и сдержанной. А после этого, есть верить Ум Нувайир, можно творить любые глупости. На свадьбах, приемах и вечеринках, где собираются женщины, особенно пожилые, которые ищут пару своим сыновьям («капитальный фонд», как выражаются девушки), нужно действовать следующим образом — мало ходить, мало говорить, мало улыбаться, мало танцевать, быть мудрой и сдержанной, думать, прежде чем действовать, осторожно подбирать слова и не вести себя по-детски. Инструкциям Ум Нувайир несть числа.
Гамра заняла свое место на роскошно украшенном возвышении. Ее мать и будущая свекровь поднялись, чтобы поздравить девушку со счастливым браком, в который она вступает, и сфотографироваться с невестой прежде, чем из соседней комнаты выйдут мужчины.
На этой традиционной свадьбе неджди, где большинство гостей говорили на диалекте внутренних районов, утонченный хиджазский акцент Ламис выделялся как нечто особенное; она шепнула своей подруге Мишель:
— Эй, посмотри, снова настала эра фараонов!
Влияние бабушки-египтянки то и дело прорывалось в бойкой речи Ламис и ее манерах. Они с Мишель рассматривали толстый слой макияжа Гамры, особенно на веках (глаза у невесты налились кровью оттого, что в них попала тушь).
Мишель на самом деле зовут Машаэль, но все, включая членов семьи, называют ее Мишель. Девушка ответила Ламис по-английски:
— Господи, где она достала это платье?
— Бедная Гаммура! Зачем только она решила все делать сама, а не обратилась к портнихе, которая обшивает Садим? Только взгляни на это шикарное платье… все думают, что оно от Эли Сааб[9].
— Ну, все равно. Как будто среди этих провинциалок есть хоть одна, способная увидеть разницу! Ты думаешь они понимают, кто шил мое платье?! Господи, какой у нее ужасный макияж! Кожа у Гамры слишком темная, чтобы накладывать меловой тон. Из-за этого лицо кажется голубым — и ты погляди, какая разница между шеей и лицом! Брр… так вульгарно!
