Нет, я не почувствовал приближения рокового поворота судьбы, даже слабая тень тревоги не омрачила моей безмятежной радости. Мне не терпелось увидеть тетю Далию – наверно, я уже говорил, что обожаю ее, она вполне этого заслуживает, и, пожалуйста, не путайте ее с тетей Агатой, та настоящая ведьма – ничуть не удивлюсь, если узнаю, что она с хрустом жует бутылочные осколки и надевает сорочку из колючей проволоки прямо на голое тело. Манили меня в этот дом не одни только интеллектуальные наслаждения – всласть посплетничать с любимой теткой, я к тому же пламенно надеялся, что сумею напроситься к ней на обед. Кулинарные изыски ее повара, француза Анатоля, способны привести в восторг самого взыскательного гурмана.
Дверь в примыкающую к кухне малую столовую была открыта, и, проходя мимо, я увидел, что дядя Том колдует над своей коллекцией старинного серебра. Конечно, надо бы с ним поздороваться, спросить, как желудок, ведь старикан страдает несварением, но соображения здравого смысла одержали верх. Мой дядюшка из тех зануд, что, едва завидят племянника, хвать его за лацкан и ну просвещать по поводу серебряных подсвечников, античных лиственных узоров, венков, резьбы, чеканки, барельефов, горельефов, романского орнамента в виде цепи выпуклых овалов у края изделия, так что я счел за благо не провоцировать его. Прикусил язык и на цыпочках в библиотеку, где, как мне сообщили, расположилась тетушка Далия.
Старушенция по самый перманент зарылась в ворох гранок. Всему свету известно, что сия изысканная дама – знаменитый издатель еженедельника для юных отпрысков благородных семейств, называемого "Будуар элегантной дамы". Однажды я написал для него статью под заголовком "Что носит хорошо одетый мужчина".
При моем появлении тетушка вынырнула из бумаг и в знак приветствия издала громкое "улюлю", как в былые времена на травле лис, когда она считалась самой заметной фигурой в "Куорне", "Пайтчли" и других охотничьих обществах, из-за которых лисы стали чувствовать себя в Англии довольно неуютно.
– Здорово, чучело, – произнесла она. – Зачем пожаловал?
– Насколько я понял, дражайшая родственница, вы изъявили желание побеседовать со мной.
– Но это вовсе не значит, что ты должен вломиться ко мне и оторвать от работы. Можно было все решить за полминуты по телефону. Но, видно, чутье тебе подсказало, что у меня сегодня дел невпроворот.
– Если вы огорчились, что я не смогу пообедать с вами, спешу вас успокоить: останусь с величайшим удовольствием, как всегда. Чем нас порадует сегодня Анатоль?
– Тебя – ничем, мой юный жизнерадостный нахал. К обеду приглашена Помона Грайндл, она писательница.
– Буду счастлив познакомиться с Помоной Грайндл.
– Никаких знакомств. Мы обедаем вдвоем, только она и я. Я пытаюсь уговорить ее дать нам для "Будуара" роман с продолжением. А ты, пожалуйста, сходи в антикварную лавку на Бромптон-роуд – она прямо за католическим собором, ты сразу увидишь, – и скажи, что корова – никуда не годный хлам.
Я ничего не понял. Было полное впечатление, что тетушка бредит.
– Какая корова? И почему она хлам?
– В лавке продается сливочник работы восемнадцатого века, в форме коровы. Том после обеда хочет его купить.
Я начал прозревать.
– А, так эта штука серебряная?
– Серебряная. Такой старинный кувшинчик. Придешь в лавку, попросишь показать его тебе и охаешь последними словами.
– Но зачем?
– Ну ты и олух. Чтобы сбить с продавцов спесь. Посеять в их душах сомнения, выбить почву из-под ног и заставить снизить цену. Чем дешевле Том купит корову, тем больше обрадуется, а мне нужно, чтобы он был на седьмом небе от счастья, потому что, если Помона Грайндл согласится отдать нам роман, придется мне основательно разорить Тома. Эти знаменитые писательницы настоящие грабители. Так что не трать времени попусту, беги в лавку и с отвращением потряси головой.
Я всегда готов услужить любимой тетке, но на сей раз был вынужден объявить nolle prosequi[1], как выразился бы Дживс. Его послепохмельные эликсиры поистине чудодейственны, но, даже приняв их, вы не в состоянии трясти головой.
– Голову я даже повернуть не могу. Во всяком случае, сегодня.
Она с осуждением выгнула правую бровь.
– Ах вот, значит, как? Предположим, твоя гнусная невоздержанность лишила тебя способности владеть головой, но нос-то ты сморщить в состоянии?
– Это пожалуйста.
– Тогда действуй. И непременно фыркни. Громко и презрительно. Да, главное не забудь: скажи, что корова слишком молода.
– Зачем?
– Понятия не имею. Наверное, для серебряного изделия это большой изъян.
Она внимательно вгляделась в мое серое, как у покойника, лицо.
– Итак, мой птенчик вчера опять прожигал жизнь? Удивительное дело! Каждый раз, как я тебя вижу, ты страдаешь от жестокого похмелья. Неужели пьянствуешь беспробудно? Может быть, даже во сне пьешь?
Я возмутился:
– Обижаете, тетенька. Я напиваюсь только по особо торжественным случаям. Обычно я очень умерен: два-три коктейля, бокал вина за обедом, может быть, рюмка ликера с кофе – вот все, что позволяет себе ваш Бертрам Вустер. Но вчера вечером я устроил мальчишник для Гасси Финк–Ноттла.
– Ах вот оно что, мальчишник. – Она рассмеялась – несколько громче, чем хотелось бы, учитывая мое болезненное состояние; впрочем, тетушка моя дама своеобразная: от ее хохота штукатурка с потолка осыпается. – Да еще для Виски-Боттла! Кто бы мог подумать! Ну и как вел себя наш любитель тритонов?
– Разошелся – не остановить.
– Неужели даже спич произнес на этой вашей оргии?
– Произнес. Я сам удивился. Думал, будет краснеть, мямлить, отнекиваться, однако ничего подобного. Мы выпили за его здоровье, он поднимается, невозмутимый, как нашпигованный салом жареный фазан, – это сравнение Анатоля, – и буквально завораживает нас своим красноречием.
– Надо полагать, еле на ногах держался?
– Напротив, был возмутительно трезв.
– Приятно слышать о такой перемене.
Мы мысленно перенеслись в тот летний день в ее имении в Вустершире, когда Гасси, не упустивший случая нагрузиться выше ватерлинии, поздравлял юных питомцев средней школы из Маркет–Снодсбери на церемонии вручения им ежегодных наград.
Когда я хочу рассказать анекдот о человеке, который уже фигурировал в моих историях, я вечно затрудняюсь, не зная, сколько именно сведений о нем следует сообщить, предваряя свою историю. Этот вопрос требует всестороннего рассмотрения. Вот, например, сейчас: если я буду считать, что моим слушателям все известно о Гасси Финк-Ноттле, те, кого не было в нашей компании в первый раз, мало что поймут. С другой стороны, если я для начала попытаюсь изложить историю жизни моего героя томах эдак в десяти, слышавшие меня раньше начнут давиться зевотой и роптать, дескать, знаем, знаем, переходи к сути. По-моему, единственный выход – побыстрее оттараторить самое важное для непосвященных и с извиняющейся улыбкой развести руками перед остальными – вы уж, пожалуйста, потерпите минуту-другую, поболтайте о чем-нибудь забавном, я мигом закруглюсь.
