Эх, не стоило ему так говорить. Думать нужно было над своими словами. Игорь же вот думал. Вежливость проявлял. И семьдесят шесть кило пружинистого оперского тела, всегда готового к броску навстречу опасности, мирно дремали до этого момента, готовясь к борьбе с двойной порцией пельменей. А теперь, неведомая, но властная сила плавно отпустила в душе Игоря педаль тормоза, и так же плавно послала вперед педаль акселератора.
— Слушай, дружище, тебя кто так учил с людьми разговаривать? Ты у себя дома тоже так к женщинам на улице пристаешь? Мужчин так же оскорбляешь, да? — Игорь выговаривал свои слова мягко, с легкой укоризной, опустив глаза, чтобы раньше времени не засветить вскипающий в них гнев.
Парень его мягкий тон и уклончивый взгляд истолковал по-своему.
— Ты что, ниприятности хочишь? Сичас сам пильмен будиш. Ну-ка иди сюда…
Игорь искоса глянул на очередь. Кто-то стойко удерживал взгляд на вывеске пельменной. Кто-то пугливо озирался. Молодой лейтенант, стоявший метрах в двух от него, смотрел на парочку наглецов с какой-то тоскливой и безысходной злостью, его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Вполне возможно, что, если начнется заваруха, этот парень перейдет невидимую и совершенно пока непонятную заезжему оперу черту. Но пока приходилось рассчитывать только на себя.
Игорь улыбнулся Бельчонку:
— Ты иди, кушай, девочка, мы тут сами пообщаемся, — и неторопливо приблизился к машине.
Эти двое, против ожидания, не выскочили навстречу. Молодой опустился на свое сиденье и, вальяжно развалившись, с явным недоумением, — Это кто тут такой выискался? — рассматривал Игоря. Тот, что постарше, судя по всему, был посообразительней и почуял серьезную опасность. Его глаза внимательно заскользили по цепочке стоящих у Игоря за спиной людей: будет ли кто еще вмешиваться и как обстоит дело со свидетельской базой, а рука плавно пошла под полу пиджака.
Это уже было серьезно.
— Ну и что ты мне хотел сказать? — Игорь слегка наклонился к окошку машины.
Парень резко выхлестнул руку, ухватил его за отворот куртки, рванул к себе… и замер. Ствол автоматического пистолета Стечкина, под завязку набитого симпатичными толстенькими «маслятами», с размаху въехал ему в зубы, раскроив мушкой верхнюю губу.
Застыл и водитель. Его рука так и не добралась до цели. Он медленно положил обе ладони на руль и пристально посмотрел Игорю в глаза: дескать, ну и что дальше?
— Что у тебя там, под пиджаком?
Водитель так же плавно оттянул полу. За поясом брюк торчал огромный кухонный нож в самодельном кожаном чехле. Да, жаль, что не ствол и не настоящий кинжал. Был бы хороший повод вывести ребят из машины и положить на асфальт для проведения дальнейшей «политработы». Но это страшилище, которым можно быка запороть, не холодное оружие, а предмет хозяйственно-бытового назначения. Так что, его владелец — человек вполне законопослушный и репрессиям не подлежащий. Вот если бы он успел схватиться за этот ножичек, а еще лучше, достать — другое дело. Но — не дурак: уже не хватается.
Игорь снова обратил взгляд к молодому:
— Ты почему такой наглый, а дружок? — его по прежнему мягкий и даже участливый тон теперь воспринимался уже несколько по иному, чем раньше. — Ты почему так паскудничаешь? Ты, наверное, думаешь, что на тебя нет управы?
И тут Игорь удивился вновь. Второй раз за такой короткий промежуток времени. За десять лет службы ему приходилось иметь дело с самой разнообразной блатной публикой. И он прекрасно знал, что кавказские негодяи практически ничем не отличаются от своих славянских или среднеазиатских собратьев. Точно так же наглы и беспощадны со слабыми, точно так же трусливы и угодливы с сильными. Может быть, и существовала какая-то особая кавказская гордость. Но, наверное, она предпочитала оставаться дома, на Кавказе, с теми, кто жил на своей земле, а не шлялся по всей стране в поисках легких денег и приключений. Во всяком случае, когда при непосредственном участии Игоря в его родном городе брали верхушку азербайджанской банды, никакого особого героизма эти ребята не проявляли. И хвостами виляли, и мордами на землю безропотно шлепались, и, было дело, штаны мочили. А когда немного пришли в себя в стенах СИЗО, то и слезными жалобами в прокуратуру и обиженными письмами в газеты не брезговали. Труженики «Ингушзолота», которыми занимались опера валютного подразделения, вели себя несколько по-иному: старались держать марку, гордо отмалчивались, но тоже не дерзили и лишние проблемы себе не создавали. Правда, однажды нашлась парочка слишком резких: при задержании дергались, пугать пытались, всех перерезать обещали. Но, как только в сопровождении адвокатов появился кто-то из их старших родичей, эти орелики сразу успокоились и даже принесли свои извинения. А потом, соскочив на подписку о невыезде, не без содействия сговорчивого судьи, испарились из области, и больше их никто не видел.
А эти ведут себя совсем по-другому. Нет страха в их глазах. Ни от вида оружия, ни от перспективы оказаться через несколько минут на милицейских нарах. Нет и досады, что нарвались на неприятности. Только недоумение, да нарастающая ярость.
— Так в чем дело? — ствол Стечкина немного отошел назад, освободив злобно ощерившийся рот для ответа.
— Ну, все, свинья, ты покойник! Но ты не просто умрешь. Мы тебя сегодня же найдем! Я эту суку на твоем трупе оттрахаю, ты меня понял, свинья! И всю твою семью вырежем…свинья! — похоже, от злости у парня перемкнуло фантазию и он стал повторяться. И, что интересно, акцент почти исчез!
— Грубый ты какой! — с сожалением констатировал Игорь, — и глупый. Где же ты меня найдешь, если я в вашем городе проездом, случайно? Вот сейчас прострелю твой поганый язык, и что дальше? Ты думаешь, я твоему корешу визитку оставлю? Или менты меня будут искать, стараться? — Веселое бешенство играло в нем шалыми пузырьками, и он внаглую блефовал, сбивая с толку этих дерзких ублюдков.
Вот тут-то в глазах старшего и ворохнулось беспокойство. Аллах знает этого придурка с пистолетом, что он за тип? Откуда взялся? А вдруг это — ловушка на живца в юбке, и сейчас действительно загремят выстрелы. Но слишком уж долго он разговаривает на глазах у свидетелей. Киллер стал бы стрелять сразу, как остановились. Но и на местного мента не похож. Те бы не стали нарываться на проблемы из-за пустяка. Ведь не хватали же они эту девку, в машину не тащили. Лучше всего сейчас — разрядить ситуацию, уехать с миром. А потом, не торопясь, разобраться и с этим происшествием и с этим непонятным бойцом.
— Извини, ка-амандир, что такого случилась? Ну, пошютили с девушкой, никто никого обидеть ни ха-ател, — водитель испытующе смотрел на Игоря, фиксируя, как тот отреагирует на его обращение — мент или нет? Где его потом искать? — Да-авай разойдемся па-харошему. Чиво хочешь? Я могу ехат?
Игорь тоже считал варианты. В родном городе он бы не сомневался ни секунды. Давно бы уже задержал этих красавчиков и, как минимум, часа три приятных бесед в камерах УБОПа были бы им обеспечены. Прокатали бы пальчики, потрясли бы карманы на предмет следов наркотиков. Объяснили бы популярно, как нужно вести себя среди приличных людей. Короче — полный комплекс развлечений. Но тут уж больно обстановка непонятная. Пожалуй, не стоит лезть в чужой монастырь со своим уставом, во всяком случае, пока не разобрался, что здесь происходит.
