Рыжеволосая сучка все маячила перед Максимом, как непрошеная путеводная звезда, нагло покачивающая задницей.
Ганс, наверное, уже в багажном отсеке, лает на ближайшие чемоданы, а может, свернулся в клубок и замер от ужаса.
Максим протянул стюардессе посадочный, поднялся по трапу и вошел в самолет.
Рыжеволосая сидела во втором салоне, по левой стороне, у окна.
Как раз по соседству с тем местом, что было проставлено на билете Максима.
Деваться было некуда, и он плюхнулся рядом, предварительно закинув сумку наверх.
Дамочка презрительно посмотрела на него и отвернулась к окну.
Он попытался вытянуть ноги, это получилось с трудом. Потом вспомнил, что не снял куртку, привстал, дамочка с неодобрением наблюдала за его возней.
— Извините, — сказал Максим как можно любезнее.
Наконец он устроился, застегнул ремень и закрыл глаза.
И сразу же уснул.
А когда проснулся, услышал неестественно оживленный голос стюардессы, объявлявшей, что они пересекли границу Ирана и летят над Иранским нагорьем.
Он подумал, что снова проспал Каспийское море.
Стюардесса прошептала в микрофон что-то еще, Максим прислушался и понял, что самолет пролетает над горой Демавенд, высота которой 5604 метра.
— Снег! — почти восторженно проговорила рыжеволосая соседка.
Максим потянулся к окну и почувствовал ее плечо.
— Извините, — сказал он.
Ему не ответили, и он опять закрыл глаза, но сон больше не шел, хотелось курить, слава богу, что это чартер, а значит, можно просто дойти до туалета и подымить; будь это регулярный рейс, пришлось бы обойтись никотиновой жвачкой, которую Максим терпеть не мог — у него от нее начиналась изжога.
Когда он вернулся на место, самолет пролетал над Тегераном, были хорошо видны россыпи маленьких белых и желтых кубиков, которые вскоре исчезли, и вновь начались коричневатые складки гор, но они становились все ниже, а это значило, что коричневый цвет вот-вот сменится желтым с редкими светло-зелеными проплешинами, а потом исчезнут и проплешины, и далеко внизу останется лишь желтый цвет, примерно через час он перейдет в голубовато-зеленый, причем голубоватого будет больше: самолет начнет пересекать залив.
Но до этого момента — час, а то и полтора. И пассажиров должны покормить. И Максим успеет еще раз покурить, а затем и поспать. И проснется как раз над заливом, и опять покурит — перед подлетом к Шардже.
На обед принесли несколько ломтиков сырокопченой колбасы, кусочек копченого лосося с кубиком масла, горячую куриную грудку с рисом и зеленым горошком, преждевременно засохшую булочку и приторно-апельсиновую вафлю на десерт.
Рыжеволосая соседка ела с аппетитом, низко склонившись над подносом. Максим с удовольствием поглядывал на ее грудь, обтянутую тонкой белой блузкой. Соседка внезапно покраснела, Максим отвел глаза.
— Чай, кофе? — спросил стюард, толкающий по проходу многоэтажную тележку с чайником и кофейником.
— Кофе, — сказал Максим.
— Мне тоже, пожалуйста! — Рыжеволосая протянула стюарду чашку, коснулась локтя Максима грудью и почему-то улыбнулась.
— Вас как зовут? — неожиданно для себя самого осведомился Максим.
— Вера, — ответила она, отхлебнув кофе.
— В Эмиратах хороший кофе, — сообщил Максим. — Арабы в этом понимают!
— А вас как зовут? — спросила рыжеволосая.
Максим ответил, подождал, пока стюард провезет тележку обратно, и вновь направился в WC.
Когда он вернулся, Вера смотрела в окно на желтую землю далеко-далеко внизу.
— Пустыня, — сказал Максим.
— Вы по делам? — спросила соседка.
— И по делам, и отдохнуть… — ответил Максим.
— Собака у вас страшная, — сказала Вера.
— Это не моя, — улыбнулся он. — Я ее перевожу.
— А я — отдыхать, — сказала Вера. — Меня там ждут.
Максим покладисто кивнул головой. Ее там ждали, его тоже, но кто ждал ее — его не волновало.
А его должен ждать тот же тип, что и в прошлый раз, и в позапрошлый. Большой, грузный, с длинными, собранными в хвост волосами. Чем-то уже сам похожий на араба. Он будет внизу, в кафе; багаж Максиму придется получать самому, он доставит Ганса к выходу, передаст из рук в руки и освободится. Его довезут до отеля, расплатятся, и у него останется целая неделя до обратного чартера. Это если он полетит из Шарджи. А если из Фуджейры — три дня. И он еще поплавает в океане…
— Океан… — услышал он голос соседки. — Там есть какой-то городишко маленький, вот туда мне и надо…
— Карфакан? — спросил Максим.
— Да, да, — сказала Вера, — вроде бы так.
За окном уже виднелась голубовато-зеленая гладь залива.
Самолет натужно загудел, зажглось посадочное табло.
— Вы там были? — спросила Вера.
— Нет, — ответил Максим, — может быть, на этот раз…
Показалась желтая кромка берега, самолет начал резко снижаться, заложило уши, Вера испуганно вздрогнула.
— Боюсь, — сказала она.
Максим накрыл ее руку своей и почувствовал, как девушка напряжена.
— Нормально, — сказал он. — Уже садимся.
Послышался толчок, самолет вздрогнул и покатил мимо чахлых пальм по серой бетонке полосы к аэровокзалу.
Уже виден был трап, возле него маячил молчаливый араб в хаки, с небольшим автоматом в руках.
— Все, — сказал Максим. — Сели! — И убрал руку.
Вера благодарно улыбнулась, пассажиры начали суетиться, стюардесса призывала всех оставаться на местах до полной остановки, но ее никто не слушал.
Наконец самолет остановился.
Максим поднялся, взял сумку, засунул в нее куртку и стал ждать, когда позовут к выходу.
— Дамы и господа, — проговорила стюардесса, — можете выходить!
Он ступил на трап и почувствовал влажный и беспредельно горячий воздух. Тело сразу покрылось липким потом. В легких образовался ком, Максим откашлялся. Внезапно пробка в ушах лопнула, и послышались звуки аэропорта — невнятный голос из громкоговорителя, вещающий что-то на английском, и шум взлетающего самолета.
Араб с автоматом презрительно смотрел, как они спускаются вниз, а может, не презрительно, а просто отстраненно, как разглядывают экзотических рыб, плавающих в аквариуме.
— Жарко, — сказала Вера.
— Здесь надо много пить, — ответил Максим. — Как можно больше жидкости!
Внезапно заболела голова: последствия похмелья и перелета.
Визы им принесли быстро, так же быстро они миновали паспортный контроль, аэропорт был полупустой, один из арабских пограничников совершал намаз прямо здесь, в специально отведенном, покрытом ковром квадрате, прибывшие спустились в багажный зал, и Максим услышал знакомый лай — клетка с Гансом уже стояла на ленте, оставалось лишь погрузить ее на тележку и направиться к выходу.
