Еще мы развиваем тему нескольких, как я назвал бы их. Рассказов о Братьях Наших Меньших, очень даже антропоморфических Sketches From The Animal Kingdom[10]от которых мы оба, У. и я, без ума: бытовая жизнь, что ведут наши пернатые, а также четвероногие друзья, излагается, освещается, и, более того, по примеру теории исторического материализма устами Германа Гортера,[11]объясняется простым рабочим. У. лучше всего удается роль Doctor Owl,[12]не хуже, чем Пашка-Лесной Гномик — одному нидерландскому радиокомментатору. Сегодня на повестке дня — развращение Доктором Совой малолетних пациентов, и это в то время как он является страстным поклонником офтальмологии и эвтаназии. Мы, как говаривала моя мать, упокой Господи ее душу, «разошлись», особенно У.: он в гораздо лучшем настроении, чем вчера, при встрече, когда у него даже лицо все было перекошено и раздуто от нервного напряжения: перед отъездом он хотел закончить и отдать рукопись, но то ли не успел, то ли сделал не совсем то, что хотел. Сочинять романы, писать статьи о литературе и вообще заниматься какой-либо писаниной в Соединенном Королевстве, если к тому же у тебя есть сложившаяся репутация, это вам не игрушки, как в Нидерландах: У. каждую неделю строчит отчеты о просмотре одной телевизионной программы, рассказывает, что он там интересного увидел (причем он может ее смотреть, а может и не смотреть, на выбор), и печатается все это в газете с примечательным названием The Queen.[13]Предпочтительнее оставаться в рамках 200 слов, чем короче, тем лучше, но, вне зависимости от длины отчета, он получает 410 гульденов (четыреста десять гульденов) за штуку. За рецензию размером меньше колонки в The Observer — 480 гульденов, и так далее. И это притом, что в Нидерландах за сотрудничество с газетой или радио писателю — может быть — заплатят 1,62 гульдена в час; в любом случае, примерно вполовину меньше того, что зарабатывает квалифицированный рабочий. Мне сейчас главное — не раздражаться, еще и недели не прошло после последнего приступа белой горячки, но все же есть Божья несправедливость в том, что пишет мне нидерландское министерство образования, искусства и науки рукою одного из своих высокопоставленных чиновников: мол, «участие в этой конференции нидерландских писателей очень важно», предлагая возмещение расходов в размере 300 гульденов за транспорт плюс 250 гульденов за проживание; просто умиляет такая забота, особенно если учесть, что билеты на поезд и пароход, без пропитания в дороге, стоят почти 3 сотни. А потом на 250 гульденов девять дней обедать и семь раз ночевать в стране, где все гораздо дороже, чем у нас, да еще и в городе, который, разумеется, по причине Фестиваля набит до отказа. И, между прочим, культурное представительство родной страны работой не считается, и за это, соответственно, не платят. А о том, что все эти девять дней, которые я провожу вне дома, я продолжаю оплачивать аренду и коммунальные услуги, лучше просто забыть, как и о вынужденном сокращении моих доходов — вследствие, например, отказа от перевода пьесы по причине нехватки времени, возникшей из-за участия в конгрессе. Ладно, они все равно исходят из того, что писатель никогда не может позволить себе куда-нибудь поехать, раз у него ни гроша в кармане, и поэтому магистрат может заставить всех нас плясать под свою дудку. Так оно, к сожалению, и есть, а что меня, в сущности, интересует, так правду ли говорят на многочисленных и бесполезных заседаниях Объединения Литераторов, что нидерландский писатель вообще-то заслуживает лучшего, но до тех пор, пока он ставит себя выше слесаря или водопроводчика и не числится ни в одном из в профсоюзов НЛП,[14]который защищал бы его экономические интересы, он будет получать вполне заслуженные пинки со всех сторон.
К полудню мы пересекаем местность, которую называют The North[15]безотрадную, застроенную частично выработанными и еще действующими шахтами; лежит этот участок к югу от шотландской границы и производит настолько угнетающее впечатление, что — каким бы обеспеченным ни было местное население — он до сих пор являет собой укор капитализму девятнадцатого века. Мне это больше всего напоминает твентские индустриальные районы 25 лет тому назад, только дома еще более скверной постройки, непригляднее и закопченнее, да и люди уродливее. Как раз в этом районе в годы кризиса около 90 процентов шахтеров и рабочих металлоиндустрии были уволены и как раз отсюда в середине 30-х годов голодающие отправились маршем на Лондон. У. рассказывает, что в те же самые времена в крупных продуктовых магазинах Лондона раз в неделю на шестипенсовик давали столько черствых кексов и печенья, сколько покупатель мог унести; народ брал с собой гигантские чемоданы, сумки или пакеты, и еще за несколько часов до открытия магазина выстраивалась огромная очередь, на что отец У. в который раз заметил, что подобные поблажки рабочему классу’, в массе своей слишком ленивому, чтобы хоть что-то делать («The trouble with the work classes is that they simply don't want to work»[16]), обрекали его на полнейшую дегенерацию. Тот еще кадр его отец — наверняка многих выводит из себя, но, однако, не лишен своеобразного шарма. В довольно юном возрасте оказавшись обладателем большого состояния, он всю оставшуюся жизнь провел, занимаясь только конным спортом и теннисом, причем в последнем значительно преуспел и стал знаменит, так что на протяжении долгого времени участвовал в различных международных соревнованиях. Его мнение о разных странах или культурах тесно связано с качеством обслуживания в отелях и еды в ресторанах. Так, о Варшаве, Праге и Будапеште он всегда отзывался очень благожелательно, так как в каждом из этих городов приглашающая спортивная организация заботилась не только о превосходном ужине, но также и о фотоальбоме с красивыми девочками, из которых он мог выбрать себе одну на ночь. Напротив, в Low Countries[17](любое разграничение этих двух территорий — например, на два независимых государства — он упрямо игнорировал) во время его визита в Брюссель еду подавали чуть теплую, организация не торопилась предоставить ему альбомчик, а вместо этого угостила прогулкой по ночному городу и посещением злачного места, где женщина на сцене совокуплялась с собакой. В общем, нижние земли никуда не годятся, и отсутствие какой-либо культуры у жителей подобной страны очевидно. «They агеп't a proper race, you see»,[18]— как явствует из сжатой формулировки отца У.
