Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
часы были исправны, дружище будильник, храни его бог, сколько раз я таращился на его циферблат в 7.30 похмельного утра и спрашивал себя: нахуй эту работу? НАХУЙ ЭТУ РАБОТУ! короче, будильник показывал 4 вечера, я уже был готов упаковать его в чемодан, когда – ну естественно, почему бы нет – в дверь постучали.
ДА?
МИСТЕР БУКОВСКИ? ДА-ДА?
МНЕ НУЖНО СМЕНИТЬ ПРОСТЫНИ.
НЕТ, НЕ СЕГОДНЯ. СЕГОДНЯ Я БОЛЕН.
О, ЭТО ОЧЕНЬ ПЛОХО. НО ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ ВОЙТИ, Я ПРОСТО СМЕНЮ ПРОСТЫНИ И ТУТ ЖЕ УЙДУ.
НЕ-НЕ, Я ОСНОВАТЕЛЬНО БОЛЕН. Я ПРОСТО НИКАКОЙ. НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ МЕНЯ ВИДЕЛИ В ТАКОМ СОСТОЯНИИ.
и началось, ей нужно сменить простыни, я говорю, нет. она про простыни, снова и снова, одним словом – домовладелица, но зато какое тело, сплошное тело, каждая ее частичка отчаянно вопила: ТЕЛО ТЕЛО ТЕЛО, помнится, я прожил у нее всего 2 недели, а на первом этаже был бар, и вот когда ко мне кто-нибудь приходил, а меня в комнате не оказывалось, то она заявляла гостю: да он в баре там внизу, он все время околачивается в этом подвале, и они потом мне говорили: «господи исусе, мужик, что у тебя за ХОЗЯЙКА такая?»
а она была здоровенной белой бабой, которая якшалась с местными филиппинцами, эти черти вытворяли такое по мужицкой части, что белым и во сне не приснится, даже мне; островитяне фланировали в широкополых шляпах а-ля Джордж Рафт и пиджаках с наставными плечами, короче, они были типа местные законодатели мод, парни со стилетами; кожаные штиблеты, сальные развратные рожи – куда же вы подевались?
ну, так или иначе, а выпить было нечего, и я просидел в своей комнате несколько часов кряду, едва не свихнувшись; нервный, пришибленный, с распухшими яйцами, имея на кармане 450 баксов, я не мог купить себе даже дешевого пива, я ждал темноты, темноты – не смерти, я хотел слинять, еще одна попытка, собрав всю волю в кулак, я слегка приоткрыл дверь, не снимая цепочки, он был там – маленькая вертлявая обезьяна с молотком, я открыл дверь, он поднял молоток и ухмыльнулся, я закрыл, он вытащил изо рта гвозди и прикинулся, что прибивает ковровую дорожку, идущую вниз по лестнице до первого этажа, не знаю, сколько это продолжалось, одно и то же – я приоткрываю дверь, он поднимает молоток и ухмыляется, сраная обезьяна! он всегда оставался возле моей двери, я начал сходить ума. маленькие круги вращались, вращались, вращались, и бледные плоскости и вспышки света теснились в моей черепушке, уверовав, что окончательно рехнулся, я взял в одну руку свой чемодан – совсем легкий – одно тряпье, в другую – печатную машинку – стальную, одолжил ее у жены одного приятеля и зажилил – более весомые ощущения: невзрачно-серая, плоская, тяжелая, видавшая виды, тривиальная… и так, цепочка с двери снята, с выпученными шарами, с чемоданом в одной руке, с ворованной машинкой в другой, я ринулся под пулеметный огонь, скорбная утренняя заря, шуршание пшенки, конец света.
ЭЙ! ТЫ КУДА?
мартышка привстала на одно колено, подняла молоток – отблеск электрического света на металле молотка, – и мне хватило этого: в левой у меня чемодан, стальная портативная печатная машинка – в правой, враг в превосходной позиции – ниже моих колен – я размахнулся, вложив максимум точности и чуток ярости, и дал ему плоской, тяжелой и жесткой стороной машинки, со всего маху, прямо по башке, по его черепушке, по виску, по всему его существу.
мне показалось, что на время померк свет и все вокруг зарыдало, затем тишина, вдруг я уже на улице, тротуар, скатился по лестнице, сам того не заметив, и как на удачу – такси.
ТАКСИ!
я внутри.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ВОКЗАЛ, как здорово шуршат шины в утренней тишине. . НЕТ, ПОДОЖДИ, спохватился я. ДАВАЙ НА АВТОВОКЗАЛ.
А ЧЁ ТАКОЕ, ЧУВАК?
ДА Я ТОЛЬКО ЧТО УБИЛ СВОЕГО ОТЦА.
ТЫ УБИЛ ОТЦА?
ЧЁ, ПЕРВЫЙ РАЗ СЛЫШИШЬ О ТАКОМ? КОНЕЧНО.
ТОГДА ГОНИ: АВТОВОКЗАЛ.
я просидел на вокзале целый час, ожидая автобус на Нью-Орлеан, и все гадал, убил я того парня или нет. наконец загрузился со всем скарбом, машинку запихнул в самую глубь на верхней полке, не хотелось, чтобы эта штуковина свалилась мне на голову, поездка вышла долгой, много выпивки и небольшое увлечение рыжеволосой из Фотр-Уорта. я выгрузился вместе с ней в этом самом Форт-Уорте, но рыжая жила с матерью, и мне пришлось искать комнату, по ошибке я снял угол в публичном доме, и всю ночь слушал женские вопли типа: «ЭТУ штуку в МЕНЯ? да НИ ЗА КАКИЕ деньги!», звуки спускаемого унитаза и хлопанье дверями.
а рыжеволосая, она была прекрасное невинное дитя, похоже, берегла себя для более достойного мужика, короче, я покинул город, так и не забравшись ей в трусики, наконец я оказался в Нью-Орлеане.
а вы помните Эльфа? парня, с которым я дрался, ну так он погиб во время войны под пулеметным огнем, я слышал, он долго мучился, недели три-четыре, перед тем как испустить дух, и вот странная вещь, он как-то сказал мне, нет, вернее, спросил:
– прикинь, какой-нибудь мудак прижмет гашетку пальцем и располосует меня пополам?
– ну так ты сам в этом виноват.
– конечно, ты-то вот не собираешься умирать ни под чьими пулеметами.
– это уж как пить дать, дружище, кроме как под дулом Дядюшки Сэма.
– кончай ты мне эту туфту гнать! я же знаю, что ты любишь свою страну, по глазам вижу! любишь, по-настоящему любишь!
и тогда я его ударил первый раз.
что было потом, вы уже знаете из этого рассказа.
в Новом Орлеане я внимательно подошел к съему жилья, чтобы снова не оказаться в публичном доме, хотя весь город смахивал на большой бордель.
мы сидели в конторе после очередной игры, которую просрали со счетом 1:7. сезон перевалил на вторую половину, а мы тащились в хвосте, отставая на 25 игр от первого места, я осознавал, что это мой последний сезон в качестве менеджера «Синих», старик Хендерсон достал из ящика стола пинту, отхлебнул и подтолкнул бутылку ко мне.
– до кучи, две недели назад я подхватил мандавошек, – сообщил Хендерсон.
– черт, мои соболезнования, босс.
– недолго мне осталось, боссом-то.
– понимаю, босс, но ведь ни один из менеджеров не сможет сдвинуть этих пропойц с последнего места, – сказал я и одним глотком опростал треть пинты.
– и что хуже всего, я думаю, что подхватил этих мандавошек от своей собственной жены.
я не знал, что мне делать, смеяться или плакать, поэтому промолчал.
раздался очень робкий стук в дверь, затем она отворилась, и мы увидели на пороге какого-то чудилу с бумажными крыльями, прикрепленными к спине, парнишке было лет восемнадцать.
– я хочу помочь клубу, – сказал он.
за его спиной болтались здоровые бумажные крылья, реальный кретин, на спине пиджака прорезаны дырки, черт, а эти крылья то ли приклеены, то ли примотаны, то ли еще чего.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
