Монахи секунду помедлили и, не отводя своих взглядов от мраморной плоти, плохо прикрытой узким телом Каракатицы, выпростали руки из рукавов. Тридцать длинных, острых как наваха ногтей угрожающе протянулись в сторону жертвы. Не в силах отразить натиск, Каракатица ударила палкой по земле.
Земля повиновалась ей, издав необычайной силы рык. Разверзлась гигантская яма, куда с криками полетели преследователи. Затем пропасть, удовлетворившись сделанным, закрылась. Дождь перестал, выглянуло солнце, чтобы царствовать еще два года и, прославляя возвращение света, мимо радужным облаком промчались тысячи попугайчиков, хором повторяя: «Альбина, Альбина, Альбина...»
Огромная женщина выражала свою признательность детскими всхлипами и вовсе не собиралась куда-нибудь идти. Похоже, для нее не было другого пристанища в этом мире, кроме объятий Каракатицы. Та отвела ее к себе, усадила в кресло и с непривычной нежностью принялась смазывать йодом рану на плече.
Глава 2. В поисках невиданногоАльбина (так, в согласии со словами попугайчиков, окрестила ее Каракатица), как выяснилось, потеряла память. Не раз она бормотала что-то на непонятном языке: «Ом бадзра пуспе ахум сваха», или еще: «Бьямс дан сньин рье бтан»... Первое время ее надо было купать, кормить с ложечки, учить ходить в уборную. Альбина оказалась способной. Через полгода она уже могла говорить по-испански и ухаживать за собой, но сохранила невинный взгляд: в нем читалось, что все вокруг - абсолютно все - она видит в первый раз.
Каракатица попыталась кое-что разузнать, но никто не заметил, как в порту швартовался корабль из Азии. Возможно, он прибыл во время ливня, пока портовые рабочие прятались от атакующих капель, а отчалил как раз в то время, когда дождь уже стихал. Кто знает! Тайна эта так и не разъяснилась. Единственным следом прошлого у Альбины осталась татуировка - там, где начинается глубокая лощина между ягодицами: змея, пробитая тремя гвоздями, которые образовывали букву Т.
В рабочее время Каракатица одевала Альбину в белый халат: обмахивать потных шахтеров веером из грубой бумаги. Те, разинув рот, созерцали могучие холмы, обтянутые льняной тканью и забывали про зубы, вылетавшие вместе с коронками. Ведь бледные женщины, подобные Альбине, не встречаются в тех краях: солнце за считанные часы дубит самую стойкую кожу. Вечером, испуская обезьяний рев и размахивая железной палкой, Каракатица выгоняла ненасытных пьянчуг, зачарованных выпуклостями Альбины.
После этого она запирала лавку, посыпала пол порошком против насекомых и садилась в кресло, изображая на лице недовольство; но при этом прикрывала веки, чтобы из-под них не просочился радостный взгляд. Альбина скидывала рабочую форму и, оставшись голой, готовила разные вкусности: мясо и овощи, нарезанные в виде цветов, где острое, кислое, горькое и соленое беззастенчиво смешивались со сладким. Поглотив пищу, Каракатица громко рыгала, объявляла, что хочет спать, расстилала матрас. Огромная женщина уединялась в уборной, где пускала струю, наверное, белую, как она сама: «Не моча, а молоко, точно говорю!». Каракатица ложилась на спину - одетая с ног до головы, чтобы скрыть свое уродство, - и, раскинув руки, притворялась спящей. Альбина приходила на цыпочках, устраивалась рядом и, положив голову на плоскую грудь своей спасительницы, мгновенно засыпала. Тогда Каракатица открывала глаза и час за часом прислушивалась к
храпу Альбины, напоминавшему гудение тромбона. Когда же сон одолевал ее саму, она приоткрывала рот и принималась издавать такие звуки, от которых сотрясались стены, пол и потолок. Альбина вставала, уходила на пляж, плавала между фосфоресцирующих волн, похожая на светляка. Потом возвращалась домой, готовила завтрак и будила Каракатицу, целуя ее ноги. Та пробуждалась, краснея от удовольствия, и восклицала с притворным отвращением: «Черт побери, еще один день!»
Несколько месяцев протекли незаметно, как течет спокойная река. Поскольку Каракатица не верила ни в какого бога, чтобы поблагодарить кого-нибудь за неожиданную милость, она водрузила над дверью чучело попугая, а под ним - семисвечник.
- Святая птица, если все это должно закончиться, то пусть конец придет как можно позже!
Может быть, Каракатица ошиблась в птице или та оказалась глухой, но только через некоторое время перед лавкой торжественно возникли четыре карабинера с ордером на арест.
- Гражданка такая-то, владелец Испанского клуба обвиняет вас в вооруженном нападении и торговле кокаином. Идите с нами, а иначе, мы поведем вас силой.
- Три года, как этому мудаку арагонцу сломали ребра! И вот он решил отомстить! Альбина, а как же ты? Ты даже зуба не сумеешь вырвать... А ведь меня могут продержать долго: с этими ребятами шутки плохи.
- Не волнуйся, Каракатица, я не умею обращаться с щипцами, но зато дружу с ножницами.
И Альбина, повысив голос, спросила самых изнуренных шахтеров:
- Кто будет стричься у меня?
Те рявкнули в один голос: «Я!», выплюнув при этом клочки ваты, затыкавшие дырки во рту.
Предварительное заключение продлилось сорок дней. Поскольку ни один член клуба не пожелал уронить свое доброе имя и выступить свидетелем, а ребра арагонца давно уже срослись, то Каракатицу освободили - к большому облегчению карабинеров, не выносивших сопения этой мерзкой паучихи в углу одиночной камеры.
Каракатица протерла глаза. И вот это - ее маленькая контора по удалению зубов? Скромный когда-то фасад был выкрашен в лиловый цвет; на месте хилой деревянной двери - металлическая
штора; над окном раскачивался красный фонарь. Включенный на полную мощность граммофон играл что-то вроде болеро. Каракатица прикрыла веки, будто встретилась с покойником, и заглянула внутрь. Множество молчаливых, неподвижных мужчин, по виду - впавших в транс, глядели в угол комнаты, где, стоя на деревянной бочке, Альбина в крошечных трусиках демонстрировала свои необъятные груди и покачивала бедрами в такт музыке. Время от времени кто-нибудь поднимался и сомнамбулически брел через комнату - засунуть купюру за резинку Альбининого одеяния. Несмотря на темноту, комната освещалась одним только попугайским семисвечником: белизна Альбины разгоняла мрак.
Каракатица приготовилась было издать свой обезьяний крик, разгонявший блох. Однако ее остановил взгляд Альбины, чьи розовые белки ярко блестели. Великанша спустилась с бочки и прошла между посетителями; те расступились перед белой плотью, как перед раскаленным железом. Подойдя к Каракатице, Альбина встала на колени и начала целовать ей пальцы на ногах.
- Хозяйка вернулась!
Публика зааплодировала. Каракатица, изображая на лице улыбку, скорчила совсем уж невероятную гримасу.
- Друзья, на сегодня закончено! Приходите завтра с утра, придумаем что-нибудь получше!
Не двигаясь, шахтеры устремили на Альбину вопросительный взгляд. Та подтвердила:
