Дороти знала, что ее муж регулярно насилует дочь, но молчала. При виде него она цепенела от ужаса и боялась даже шевельнуться — он избивал ее по любому поводу, не соразмеряя сил, выбивая зубы и ломая кости. Сколько раз она попадала в больницу, объясняя там, что упала с крыльца или поскользнулась на лестнице!
В ту ночь, когда Кэрри убила отца, Дороти помогла ей собраться, отдала все деньги, которые были в доме — и с тех пор больше ничего о ней не слышала. Когда полиция предъявила ей полуразложившийся труп какой-то девушки, она опознала в нем Кэрри, надеясь, что теперь ее дочь перестанут искать по всей стране. Впрочем, до этого дня она не знала наверняка — а может, это и вправду была Кэролайн?
Полиция пыталась доказать соучастие Дороти в убийстве, а когда не вышло — обвинила в попустительстве насилию над несовершеннолетней. Ее судили — срок, слава богу, был условный — чуть не лишили права воспитывать дочерей и мучили постоянными проверками. Но хуже всего было то, что творилось в городе.
Многие горожане не могли поверить, что такой приятный человек, как Патрик Тери — местный уроженец, рубаха-парень, заядлый игрок в дартс — и вдруг оказался в чем-то виноват. Да нет, быть такого не может! Кто угодно — только не он. Наверняка дочь сама его соблазнила, а потом зарезала из ревности к матери! Газеты раздували сплетню еще больше, ходили слухи, что отец сожительствовал не только с Кэрри, но и с остальными дочерьми. Девочки, до сих пор не знавшие ничего — мать и Кэрри, как могли, пытались уберечь их от этого кошмара — внезапно узнали все, с подробностями, слишком рано для своего возраста: Трейси тогда было двенадцать лет, а Кэти всего восемь.
Дети жестоки — более жестоки, чем взрослые — и сплетни, которые шепотом повторяли во многих домах, сделали жизнь девочек невыносимой. Больше года они отказывались ходить в школу — одноклассники дразнили их и обзывали «папина жена».
С тех пор прошло долгих семь лет. Кошмарная история постепенно, если и не забылась, то перестала вызывать интерес у горожан, и теперь Дороти уже могла выйти на улицу, не боясь косых взглядов.
Но раз этот человек говорит, что дело снова будет открыто — значит, все начнется сначала?!
Он — муж Кэрри. Неужели это, правда?! Ей трудно было даже представить себе такое — представить его рядом с ее дочерью.
Худой, невысокий, смуглый... скорее, загорелый, с волосами песочного цвета — одна прядь все время падает на лоб, и он поправляет ее машинальным жестом. Узкое лицо, небольшой рот с тонкими плотно сжатыми губами. Держится спокойно и уверенно. В целом производит вполне приятное впечатление. Но ему, же лет сорок... даже, кажется, больше!..
Эта женщина, смотревшая на него застывшими глазами, словно он сообщил нечто ужасное, на несколько секунд вывела мужчину из себя. Поэтому он сказал, немного резче, чем собирался:
— Мисс Кэмптон, у нас не так много времени — через час я должен буду уехать. Если у вас есть ко мне вопросы... я не обещаю, что отвечу на все, но на какие-то, наверное, смогу. Только не спрашивайте, пожалуйста, где Кэролайн и как ее сейчас зовут.
— Неужели вы думаете, что я скажу об этом кому-нибудь... особенно полиции?!
— Они умеют очень сильно давить. Я предпочитаю не рисковать. Надеюсь, через несколько месяцев эта история закончится — тогда вы сможете узнать все, что захотите.
— Вы выпьете кофе?
— Да, не откажусь.
Налив кофе, женщина вытащила из холодильника тарелку со сладким пирогом, поставила на стол и неожиданно спросила:
— Кэрри... печет такие? Не забыла еще?
— Нет, — мужчина улыбнулся, — она очень любит готовить... Мисс Кэмптон, не волнуйтесь за нее — у нее действительно все хорошо.
— Как она жила все эти годы? Вы давно ее знаете? Сказать, что ее дочь была проституткой? Зачем?
Чем меньше людей об этом будет знать — тем лучше. Да и... ни одной матери не хотелось бы услышать такое про родную дочь. Поэтому он ответил только на второй вопрос:
— Мы познакомились в тот день, когда Кэрри исполнился двадцать один год, и поженились уже больше года назад.
— Трейси тоже замужем, скоро у нее будет ребенок. Вы же понимаете, что Кэрри нельзя возвращаться сюда, даже если ее оправдают. В городе снова начнут говорить... люди только-только забыли об этой истории!
— Она не вернется. Я просто хочу, чтобы она перестала бояться.
Женщина вгляделась ему в глаза — и, кажется, наконец, поверила. Он и сам хорошо понимал, что возвращение его жены в этот город не принесло бы радости ни ей, ни ее семье.
— Она... простила меня?
— Она никогда ни в чем не обвиняла вас. Ей бы это и в голову не пришло.
— А вы? — неожиданно спросила она.
Сказать ей, что на ее месте он бы убил человека, подобного ее мужу, сам, не дожидаясь, пока это сделает девочка? А зачем? Имеет ли он право судить ее?
Мужчина, молча, покачал головой.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Он думал, что Дороти станет взахлеб расспрашивать его о дочери, о внуке, но вопросов было значительно меньше, чем он предполагал. И все-таки эти вопросы заставили его о многом вспомнить — в том числе о том, о чем она не спросила — и сидя в самолете, уносившем его обратно в Нью-Йорк, Делвин Бринк никак не мог заснуть; растревоженная память подбрасывала ему все новые и новые картины прошлого.
Имя «Кэролайн» было ему чуждо и непривычно, и в разговоре с мисс Кэмптон Делу приходилось все время следить за собой, чтобы не назвать ненароком свою жену ее теперешним именем — Карен.
Это имя принадлежало ей уже больше шести лет, с тех пор, как она воспользовалась документами умершей подруги — Карен Мэнсфилд.
Так ее звали и в тот дождливый осенний вечер, когда они познакомились — уже больше полутора лет назад. Сейчас Дел не представлял себе, что могло быть иначе, что он мог не встретить ее, не узнать, пройти мимо. Часто ему казалось, что его жизнь — его настоящая жизнь — началась именно в тот день, когда они встретились...
Ему было всего девятнадцать лет, когда слово «Вьетнам» прочно обосновалось на первых полосах газет. Он поехал туда добровольцем, не дожидаясь призывной повестки и едва ли толком представляя себе, что такое война — но уверенный, что поступает правильно. Так же правильно, как тогда, когда за месяц до отъезда, узнав, что девушка, с которой он встречался, ждет ребенка, женился на ней.
Домой вернулся уже не тот беззаботный, веселый и даже в чем-то наивный мальчишка, которым Дел был когда-то. За три года службы в «зеленых беретах» он хорошо успел узнать, что такое смерть, и почти забыл, что такое мирная жизнь.
Родина встретила его не так, как мечталось. В обществе становились все более популярны левые взгляды, и жене Дела — амбициозной молодой адвокатессе, работавшей в крупной и престижной вашингтонской фирме — был «не ко двору» муж-ветеран, не стыдившийся, к тому же, своего военного прошлого. Еще одной причиной семейных конфликтов стало его нежелание «попробовать себя» в политике — ведь, по ее мнению, используя семейные связи и знакомства, он мог бы сделать неплохую карьеру!
