Костлявое, словно составленное из неплотно пригнанных друг к другу пластин лицо одного из монахов показалось Аните смутно знакомым. И тут же она вспомнила, что точно видела этого человека несколько дней назад на своем представлении совсем в другом городе, но тогда он был одет в партикулярное платье.
Делать вид, что ничего не произошло, уже не имело смысла, но Анита все же попыталась обыграть ситуацию и намеренно сбилась с шага, словно подвернула ступню. В это время монах вытянул мосластую руку и ловко ухватил ее за локоть.
– А ведь видит, чертовка! – довольно сказал он и дернул Аниту к себе. – Я за ней вторую неделю наблюдаю, а до этого мне донесли, что у нас в округе завелась хорошенькая ведьмочка.
– Нет! – отчаянно крикнула Анита и попыталась вырваться.
– Да, – спокойно продолжил спутник мосластого и пальцем поманил к себе Ганса. – Сейчас мы с вами немного потолкуем.
В толпе заулюлюкали, засмеялись. Самые находчивые уже выскочили вперед и стали собирать с земли деньги, свои и чужие. Тут же возникла свара, через минуту уже дрались и пекарь с подмастерьем, и даже женщина с корзинкой, размахивая ею, как пращой. Из корзинки вылетел капустный кочан и, как отрубленная голова, подкатился к самым ногам Аниты, она его отпихнула носком башмака.
– Видит, – спокойно подтвердил третий монах и стащил с головы Аниты колпак, а потом содрал повязку.
Анита знала – сопротивляться не имеет смысла. Убежать не дадут те же горожане. Да и куда бежать, до первой стражи? А знакомых в этом городе ни у нее, ни у Ганса не было.
Они пошли с монахами, опустив головы, как провинившиеся дети, сзади добровольцы из бывших зрителей несли ее металлический колпак и сумку с нехитрыми цирковыми пожитками.
Тело Аниты била дрожь. Ганс, для которого подобная переделка была не первой, вдруг заплакал.
– Чего ревешь, как обманутая шлюха, – сказал мосластый и рассмеялся. – Еще ничего не случилось.
Но на самом деле – случилось. Этого Аните объяснять не надо. В лучшем случае последует простое дознание, в худшем...
Даже думать об этом страшно.
Чем дознание доминиканцев отличалось от допросов других монашеских орденов, так это дисциплиной и отсутствием волокиты. Идти было совсем недалеко – дом святого суда оказался на соседней улице.
– Отпустите нас, – тихо попросила Анита, остановившись на пороге двухэтажного здания с высоким крыльцом. – Мы сегодня же уйдем из города.
– Чтобы нести обман и ересь дальше? – мосластый в нарочитом возмущении поднял брови.
– Мы не еретики.
– Знаю, знаю, вы просто бедные артисты.
– Да.
– А по моему мнению, вы пользуетесь услугами дьявола, чтобы дурачить добропорядочных граждан и сеять в их душах зерна сомнения. Если вы невиновны, то отец Николас отпустит вас сегодня же. Но перед этим он должен побеседовать с вами.
Лишь только за ними захлопнулась массивная, окованная полосами железа дверь, Ганса и Аниту развели в разные стороны. У Аниты от страха подкашивались ноги, она повисла на руке мосластого, как перебравшая в трактире вина девка.
– Не надо бояться, – монах уже суетливо шарил рукой по груди Аниты. – Ни в чем отцу Николасу не перечь, глядишь, обойдется. Я тебе помогу, – ладонь мосластого нырнула в вырез платья. – Ты будешь меня слушаться?
– Буду, – эхом откликнулась Анита. – Только помоги.
Она почему-то думала, что ее немедленно отведут в застенок, куда-нибудь в подвал, о жутких казематах святой церкви ходило немало слухов, один страшнее другого, но ее ввели в светлую просторную комнату с окнами, выходящими на противоположные стороны улицы. Никакой таинственности. Это Аниту немного успокоило.
Монах помог ей сесть на скамью, поддерживая за талию, словно тяжелобольную, потом торопливо отошел к столу, стоящему напротив.
У Аниты было время оглядеться, но она тупо уставилась прямо перед собой.
Это неправда, подумала она. Это – сон. Дурной тяжелый сон. Надо скорее проснуться. Она выпрямилась и со всего размаха ударилась затылком о каменную стенку – от боли перед глазами поплыли черные круги.
– Не надо так бесноваться, детка, – услышала вдруг она вкрадчивый и липкий голос.
Отец Николас вкатился в комнату румяным колобком, как-то по-женски поддернул подол рясы и, подойдя совсем близко, так что Анита почувствовала запах медового воска и легкого рейнского вина, наклонился к ней, чтобы заглянуть в глаза.
– Не надо, – повторил он, отойдя к столу. – Мы проверяем всех приезжих. Что в этом страшного?
Анита немного успокоилась. Может, отпустят, подумала она. Спросят что-нибудь для формальности и отпустят. Действительно, зачем бояться? Разве она не верит в Христа? Разве она колдунья?
– Ты умеешь видеть сквозь повязку? – спросил отец Николас и сделал мосластому знак, чтобы тот записывал вопросы и ответы. – Только говори правду, святым отцам врать нельзя.
– Умею, – тихо сказала Анита, хотя еще минуту назад решила ни в чем не сознаваться.
Она рассеянно повела глазами по стенке, возле которой стоял стол, и вдруг увидела соседнюю комнату. Комнатка была маленькой, темной, и там сидел, устало свесив между колен руки, какой-то почти квадратный человек с всклокоченными волосами и тупо смотрел на жаровню с углями, поверх которой лежали жутко изогнутые металлические крючья, непонятного предназначения пруты и клещи.
Горло мгновенно стало сухим. Анита судорожно попыталась сглотнуть слюну, но язык стал шершавым, как терка.
– О-о, – многозначительно протянул отец Николас и взглянул на мосластого. – Ты увидела, что тебя ожидает, если ты будешь меня обманывать?
Анита отчаянно замотала головой и, наверное, опять ударилась бы затылком о стену, если бы отец Николас стремительно не подскочил к ней и не придержал за плечи.
– Не надо так отчаиваться, – быстро сказал он, склонившись к самому уху. – Та комната предназначена только для упрямых. А ты ведь не из таких. Скажи только, когда ты заключила союз с дьяволом, покайся, и я отпущу тебе грехи. Мы изгоним из тебя дьявола, и ты будешь опять ходить в церковь.
– Я хожу в церковь, – безразличным голосом сказала Анита.
– Да? – удивился отец Николас. – И принимаешь причастие?
– Конечно. – Анита стала припоминать, когда она в последний раз была в церкви, и по всему получалось, что весь последний год ей было не до этого.
– Веруешь ли ты в Иисуса Христа, родившегося от пресвятой девы Марии, страдавшего, воскресшего и взошедшего на небеса?
– Верую.
– Веруешь ли ты, что за обедней, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Иисуса Христа?
– Да.
Анита решила послушно отвечать на любые вопросы, которые ей задают. Вот только бы не сбиться.
