…Россия. Дальний восток. Пос. Таёжный. Вадим…
Вадим достал из короба последний груздь, очистил от налипшей листвы и мелких щепочек, придирчиво осмотрел и уложил его в чан. Маловато будет. Если так пойдёт и дальше, то придётся расстаться с планами по засолке пяти бочек грибов. Мало того, что год не блещет урожаем, ещё и нога подводит в самый неподходящий момент. Парень сунул в чан шланг, залив дары природы колодезной водой и приготовил гнёт. Хорошо, что два года назад он настоял на своём и установил в колодце глубинный насос. Дед для порядку побухтел пару дней, потом смирился и одобрил инициативу внука. Как тут не одобрить, когда недоросль убивался половину лета: выкопал глубокую траншею, уложил трубы и провёл воду в дом. Тут хочешь, не хочешь — одобришь. Не переть же супротив Полины, она баба боевая, упрёт руки в боки, встанет на своём и танком её не сдвинешь. С другой стороны, ежели затеяли ремонт по полной программе, то, стал быть, надо его до конца доводить.
Залив грибы и придавив их крышкой, с уложенным на неё громадным булыжником, Вадим проковылял к щитку и отключил насос. Нет больше ни бабы Поли, ни деда Миши. Жили они долго и счастливо и умерли в один день, точнее в одну ночь. Пять лет назад, когда он с дедом ездил на каникулы к матери в Хабаровск, тот, мечтательно прикрыв глаза, обмолвился, что хочет умереть с газеткой в руках, сидя на унитазе. Чтобы тихо, спокойно, не страдая от старческих болячек и не мучая родных…
Вадим тогда жестоко обиделся на старика и на мать. На деда за то, что тот собрался умирать, на мать за то, что слушала его разглагольствования и не одёрнула. Он потом два дня с ними не разговаривал. Нет, Вадим знал о том, что люди умирают. Старики в посёлке что-то больно часто повадились отходить в мир иной. Но, дед! Умирать он собрался. А внуку что делать? Куда топать? Матери и сводному младшему брату он даром не нужен. Отчиму тем более. Тот и слыхом не слыхивал, что у жены есть ребёнок не от него, пока дед однажды не заявился погостить на пару дней к дочке. Скандал был знатный…
Вадим до восьми лет искренне считал стариков своими родителями, мать-кукушка до этого времени ни разу не отметилась в жизни сына. Один раз отметилась — родила. Баба Поля часто сокрушалась, что слишком баловала непутёвую дочь в детстве, прощала, когда следовало наддать ремнём, вот и выросло из Натальи не пойми что. Так всегда бывает, если в голове гуляет ветер — из пятой точки мозги не вложишь. Воспитывать следует, когда ребёнок помещается поперёк кровати, а не тогда, когда он вдоль не влазит. Упустила она дочь, упустила. Троих сыновей вырастила, а дочь не смогла. Не вложила разум в непутёвую голову. Уехав в город, поступать в институт, Наталья пустилась во все тяжкие, нагуляв на втором курсе ребёнка. Предполагаемый папашка, узнав о беременности подруги, моментально исчез за горизонтом, бросив её наедине с растущим животом. Наталья недолго горевала, решив вопрос кардинально. Зачем самой мучиться, менять пелёнки, ночей не спать, если есть родители? Ей надо личную жизнь устраивать…
На пятом курсе она удачно выскочила замуж за сына какого-то нового русского. Молодожёны получили в виде свадебного подарка тур по Европам, японский джип и магазин. С магазином свалились проблемы с «крышей», но свёкр помог и тут, разрулил острые вопросы. Наталья быстро освоилась в роли хозяйки, держа в ежовых рукавицах и мужа, и бизнес. Рожать она, не думала, но уступила просьбе свёкра, мечтавшего о внуке. Антон был долгожданным ребёнком, став баловнем и любимцем семьи. А Вадим? А что Вадим? Так, с боку припёка, ошибка молодости. Денег и есть не просит, на шее не сидит, старики с ним справляются и ладно. Одним словом — отрезанный ломоть. В свидетельстве о рождении, в графе «отец» у него зиял жирный прочерк, отчество он получил в честь деда, ставшего ему и отцом и дедом в одном лице. Вадим Михайлович Белов — звучит гордо!
Так получилось, что кроме стариков никому он был не нужен. Детство и юность Вадим провёл в тайге. Сначала дед водил его по грибным и ягодным местам, когда ему исполнилось десять лет, стал ходить за грибами сам. Михаил Пантелеевич не уставал повторять, что в тайге с голоду умрёт только ленивый. Лес прокормит, обует, оденет, надо только знать, что, где взять. В советские времена в Таёжном были мощный лесхоз и пчелосовхоз. Люди зарабатывали приличные деньги, лес и дикоросы шли на экспорт, никого в посёлке не удивляла импортная бытовая техника. Мёд на пасеках уходил моментально, заготконторы выстраивались в очередь. Куда, что делось в девяностых? Первым развалился пчелосовхоз, «полосатые мухи» оказались никому не нужны, пасеки в мановение ока стали нерентабельны, заготовители забыли дорогу в посёлок. Имущество совхоза тихой сапой растащили по домам. Под эту марку дед приобрёл пару медогонок, деревообрабатывающий станок и установку для стяжки бочек. Оплатой послужила четвертьведёрная бутыль чистейшего первача. Лесхоз агонизировал дольше. Но и его постигла печальная участь. Из всех производственных мощностей уцелела лесопилка, перекочевавшая в собственность бывшего директора лесхоза. Люди, оставшись без работы, подались в города, многие спились. Из крепкого посёлка Таёжный превратился в вымирающую деревню. В девяносто восьмом закрыли больницу, переформировав её в фельдшерский пункт. Благо школу отстояли, но дамоклов меч постоянно висел и над ней. Отдел образования, обеспокоенный наполнением классов и возрастом преподавателей, грозился закрыть школу, а учеников перенаправить в Благодатное, но отсутствие автотранспорта и мест в интернате, заставляли чиновников повременить с закрытием.
Дед осуждающе смотрел на спившихся сельчан, приговаривая, что так опуститься могут только слабые духом и ни к чему не годные люди. Лес набит деньгами, приложи усилие, и они перекочуют в твой карман. Зверь, грибы, орехи, голубица, жимолость, калина, лимонник, брусника, женьшень, берёзовые веники, на худой конец. На рынке килограмм солёных груздей стоит от пятисот до шестисот рублей, особо не напрягаясь, те же грибы можно продать торгашам за триста целковых кило, причём они сами приедут в посёлок, погрузят товар и спасибо скажут, никаких тебе транспортных расходов. Тот же груздь и волнушку влёт разбирают хозяева расплодившихся ресторанов. Отдельной статьёй проходят мёд и кедровый орех — чем не источник дохода? Если с орехом сложнее, урожай у него раз в четыре года, то «мухи» каждый год жужжат. Липы и бархата в округе полно, надо руки из правильного места и терпение иметь, да товар подать красиво. Чтобы последнее утверждение стало былью, а не мифом, Михаил Пантелеевич сам мастерил деревянные бочонки на три, пять и десять литров — зима длинная, есть, чем заняться. Мёд заливался в бочонки, приобретая тот самый товарный вид, после чего сплавлялся в город. Хозяева одной торговой точки, с которыми скентовался шебутной старик, «купились» на оригинальную тару и недорогую закупочную стоимость товара. Да, бывало, они задерживали выплаты на пару-тройку месяцев, медок и грибы раскупали не сразу, но свою маржу дед Михаил имел всегда. С ягодой, кроме брусники, было хуже. Пока принесёшь её из тайги, да довезёшь по буеракам и колдобинам до городского рынка, она превращается в кашу и ни на что, кроме киселя становится негодна. Здесь требовался творческий подход. Варенье и джем неплохо котируются и поныне, хотя в магазинах полно свежих ягод и фруктов. Вари, да закатывай в банки — вот баба Поля варила и закатывала. Дед и Вадим ходили в тайгу, таская до дому короба дикоросов. Сельчане втихую завидовали, но не пакостили. Михаил Пантелеевич, разменяв седьмой десяток, был крепче столетнего дуба, а размер его кулаков по-прежнему соперничал с погаными вёдрами. Да внук у него вымахал на домашних харчах, как бык на комбикорме — на хромой козе не объедешь. Посему Беловых старались не задирать, себе дороже.
