— Ты сразу домой?
— Домой. — Виктор впервые за этот день с удовольствием улыбнулся — не оскалился от досады и злости.
— Джей вернулась? — тепло спросил Гарри.
— Да, вчера встречал ее.
— А дети — как обычно?
— Угу. До конца лета будут жить у бабушки в Антоновке.
— Хорошо у вас там. И здесь у вас тоже хорошо, — вздохнул Гарри. — Ладно, пока. Джей — привет!
— Спасибо. Кстати, забегай к нам в выходные. Джей что-то приперла тебе в подарок. Весьма объемистое: я тащил! Мне не показывает, но я догадываюсь.
— Класс! Я, кажется, знаю: для моей коллекции! Поцелуй ее за это от меня. Только в щечку, а не в губы — смотри не перепутай: я целую твою жену исключительно целомудренно. Прийти-то, правда, не смогу: мне ж в субботу в Кувейт лететь.
— Ой, прости, не сообразил, — спохватился Виктор. — Может, завтра заскочишь?
— Попробую. Только завтра уже пятница, так что если и заскочу, то на минутку. Пускай Джей никаких разносолов не готовит: не успею съесть.
— Получишь сухим пайком, — уверенно пообещал Виктор Смит и наконец покинул здание телецентра.
Его авто бесконечно долго ползло по центру Лондона в вечерних пробках. Виктор снова и снова обдумывал варианты развития расследования и, понимая, что вопросов больше, чем ответов, все-таки пытался догадаться, что же произошло на самом деле. В голове навязчиво мелькали оператор Филипп, жучки, страницы «Звездной жизни». Сердце ныло, сколько он ни прижимал его холодной рукой. Хотелось скорее добраться до дому и принять горизонтальное положение.
Обычно Виктор раньше покидал забитую машинами магистраль, сворачивая в лабиринт прилегающих улиц — на удобный, годами проверенный объездной маршрут. Но сегодня ему хотелось попасть в торговый квартал: купить что-нибудь, что порадовало бы жену в этот дождливый, не по-летнему прохладный день.
Еле-еле найдя место у тротуара, чтобы приткнуть машину, Виктор с облегчением вылез наружу, под моросящий дождик, и двинулся пешком вдоль витрин. В магазине экологически чистых продуктов купил для Джей клубники: в Подмосковье она не успела вволю поесть любимой ягоды, которая только начала там созревать. А в лавочке колониальных товаров ему приглянулся один шарфик. Шарфики и платки были слабостью жены, и Виктор пользовался этим, когда не мог подыскать ничего другого. Но в данном случае он нашел действительно подходящую вещь. Однотонно окрашенный шарф теплого и насыщенного цвета, среднего между желтым и оранжевым. Ее любимый цвет! Он как раз создавал противовес пасмурному дню. Казалось, что ткань сама светится, прогоняя сумрак. Виктор осторожно пощупал ее. Шелк был нежный, тончайший, из тех, что продергиваются сквозь игольное ушко. Дорогая вещь, но это не важно.
Прогулка по торговому кварталу отвлекла его от навязчивых мыслей о неприятностях на работе. Теперь он думал только о доме и о том, как быстрее до него добраться. Первым же поворотом вывел машину из плотной, почти застывшей железной лавы в боковую улицу с гораздо менее интенсивным движением.
Вырвавшись наконец из забитого транспортом центра, резко прибавил газу. Скорость не превышал, но почти и не сбавлял на поворотах, полагаясь на хорошую резину. Свернув на очередном перекрестке, за серой пеленой измороси не сразу заметил старушку, что ступила на мостовую, собираясь перейти улицу. Ударил по тормозам. Старушка, услышав визг, проворно отскочила в сторону. Автомобиль еще несколько метров пронесся заклиненными колесами по мостовой, обдал перепуганную старую леди водой с мокрого асфальта. Виктор оглянулся и успел заметить, как старушка качает головой и грозит ему пальцем, точно нашкодившему ребенку. Потом он — уже на ощупь — включил аварийку и посидел неподвижно, пережидая черноту в глазах. Когда вернулось зрение, Виктор поспешно вышел из машины, чтобы извиниться, однако старушка уже растворилась в сумраке.
От прохладного воздуха и дождевых капель, падавших на лицо, в голове прояснилось. Виктор огляделся, надеясь заметить старую леди в отдалении, но та, скорее всего, свернула в какой-нибудь подъезд и теперь наверняка обсуждала с приятельницей упадок современных нравов. Осматриваясь, Виктор наткнулся глазами на какую-то бумажку или вещицу, белевшую на мостовой в том злополучном месте, где он чуть не задавил бабульку. Виктор подумал, что она могла обронить нечто важное, и поднял из лужи этот предмет. В руках оказалась заламинированная купюра достоинством в один фунт стерлингов. Заинтересованный, Виктор повернул купюру другой стороной. Здесь поверх рисунка шла черная надпись крупным готическим шрифтом: «Самое дорогое, что у меня есть». Одновременно Виктор заметил аккуратную дырочку в углу ламината и догадался, что это брелок. Остроумно! Главное дело, фунт, кажется, настоящий. Он усмехнулся, стряхнул с вещицы грязную воду и положил в карман ветровки. Вряд ли заламинированный фунт принадлежал старой леди. Так что хозяина уже не найти. Сыну понравится! Прицепит к рюкзачку: ходит обвешанный этими брелками. Или вдохновится идеей и смастерит что-нибудь сам. Он любит придумывать вещи — фантазия у мальчика работает, и руки на месте.
Виктор вернулся к машине и только тут заметил, что она все еще стоит посреди дороги, моргая желтыми аварийными фонарями. Хорошо, улица малопроезжая! От досады на себя Виктор стукнул кулаком по боковой стойке. Сел за руль, пробормотал: «На сегодня с лихачеством покончено». Выключил, наконец, аварийную сигнализацию, аккуратно тронулся и пополз, не превышая сорока. До дому оставалось совсем чуть-чуть.
К тому моменту, когда Виктор открывал калитку небольшого палисадника перед подъездом своего жилища, дождь прекратился и даже облака вроде начали разбегаться.
— Держи! Это чтобы смуглой девушке из солнечного Подмосковья жизнь на туманном острове не казалась слишком пресной и бесцветной! — сказал он, отдавая жене гостинцы.
Она едва успела поставить корзинку с клубникой на пол в прихожей.
Ее растрепавшиеся волосы щекотали Виктору нос. Он зарылся в них лицом, коснувшись губами ее макушки, и замер, прижимая жену к себе. Шевелиться больше не хотелось. Хотелось стоять вот так, держа ее в объятиях как можно дольше. Джей тоже податливо притихла, обвив руками его, будто прислушиваясь к нему. Затем разжала руки и, приложив ладони к плечам мужа, слегка отстранилась.
— Дай я посмотрю на тебя!.. Ну и видок! Витюш, замученный ты какой-то.
«Витя», «Витенька», «Витюша»… Столько лет вместе — а он все не мог привыкнуть к нежному звучанию своего имени в русском варианте. Свою русскую бабушку Виктор никогда не знал: та умерла до его рождения. Рос и жил обыкновенным англичанином. Разумеется, Россия интересовала его. Изучил язык, несколько лет проработал в Москве. Но чувствовать себя англичанином — и никем иным — не перестал. Зато женился на русской.
Виктор улыбнулся:
— Есть немножко.
— Тогда садись, — велела жена, — придется поухаживать за тобой.
Он послушно присел на пуфик у двери. Жена сняла с него куртку, наклонилась.
