— Мою бронированную машину. И личную стражу — всю, до последнего человека, на трех транспортерах. И еще: охранной бригадой Легиона, расположенной здесь, в столице, командует бригадир Чачу. Вызвать его ко мне и доставить — немедленно.
* * *
На улицах столицы трепетала дымка боязливого непонимания. Люди чувствовали — что-то произошло, что-то случилось, но что именно, никто понять не мог. Официальных сообщений не было — никаких, — и поэтому люди жадно ловили слухи, претендовавшие на достоверность (а как же иначе?). Одни говорили, что на радиотелецентр упал хонтийский баллистический снаряд, другие муссировали версию о пандейской смертнице, врезавшейся в здание на летающей платформе, начиненной взрывчаткой, третьи обвиняли в случившемся проклятых террористов-выродков (а кого же еще?). Из уст в уста передавались сведения о десятках тысяч жертв, и это в какой-то мере соответствовало действительности — погибших при взрыве и в самом деле было много, очень много. Но гораздо большее число смертей наступило от лучевого голодания: сердечная недостаточность, суицид, инсульт. Больницы были переполнены, и обитатели огромного города ждали, не понимая даже, чего именно они ждут.
Но самое главное: почти всеми подспудно ощущалось, что событие это из ряда вон выходящее и что за ним последуют серьезные перемены. И нельзя сказать, что мысль об этих переменах приводила в безудержный восторг всех от мала до велика. Да, монотонная серая жизнь в замкнутом (в искусственно замкнутом) пространстве, именуемом Страной Неизвестных Отцов, у очень многих вызывала неосознанное (трудно что-то осознавать под воздействием поля башен) глухое раздражение, однако и перспектива неясных перемен не порождала неуемной радости. Да, незримая длань Отцов давила, однако она же играла роль кровли, защищавшей от непогоды, пусть даже с кровли этой капало за шиворот и туда же падали иногда срывавшиеся с нее скользкие мокрицы. Взрыв телецентра смерчем сорвал эту крышу, но что будет дальше? Что прольется с неба над головой — тепло Мирового Света или струи ядовитого дождя? Конечно, мало кто из жителей столицы способен был мыслить такими философско-поэтическими категориями, но неопределенность будущего вызывала смутную тревогу у всех (и даже у тех, кто это будущее примерно себе представлял и пытался сделать его настоящим).
Растревоженный муравейник, думал Максим, наблюдая, как по встрепанным улицам перебегают редкие (большинство людей попрятались по домам, ошеломленные невиданной силы ударом депрессии) прохожие. Пришел большой дядя, ткнул палкой, сломал купол муравейника, и что теперь делать муравьям? Прятаться (а вдруг большой дядя придет снова и на это раз не порушит, а подожжет муравейник?) или дружно восстанавливать свое жилище по старой привычной архитектуре? А в роли большого дяди — я, и чувствую я себя не очень уютно, особенно после того ушата холодной воды, который вылил на меня Странник. Стоит исчезнуть липкой паутине отупляющего излучения, доказывал я, и все они тут же все поймут, воспрянут, сметут застенки, порвут оковы и так далее. И что же мы видим в городе? Ликующих толп, потрясающих воздух криками «Свобода! Свобода!», не наблюдается, и вряд ли можно ожидать появления этих толп. Практика сильно отличается от теории, тем более от теории восторженно-романтической, имеющей с реальностью очень мало общего. Нет, не зря Странник обозвал меня дураком и сопляком — прав он был, ой как прав…
Подобные мысли не способствовали уверенности в себе и в своих силах, и Максим постарался их задавить. Ничего, не боги горшки обжигают, сказал он себе, главное — Центра больше нет, а люди — они еще просто не проснулись, не вышли из дремотного состояния, но они обязательно проснутся, и я им в этом помогу. А сейчас надо как можно быстрее сделать то, ради чего мы едем в город.
Бронированный транспортер с эмблемой Департамента специальных исследований с урчанием прокладывал себе дорогу — зачастую в буквальном смысле слова. Удар депрессионного поля оставил после себя хаос и мусор, в том числе множество брошенных автомобилей. Их приходилось то и дело объезжать, а иногда, поднатужившись, сдвигать с дороги к обочине — во многих случаях водителей разбитых и покалеченных машин и след простыл. Один из перекрестков оказался заблокирован опрокинувшимся автобусом, в который воткнулось еще несколько машин, и эту сюрреалистическую композицию из мятого металла и раскрошенного стекла пришлось объезжать по соседним улицам — для растаскивания такого завала понадобился бы бульдозер или мощный тягач. И, конечно, время, которое у Максима было в обрез.
Вепрь знал, где искать Мака Сима, и воспользовался своим знанием через полчаса после того, как Мак вернулся в институт. Тик Феску позвонил и сказал всего три слова «Нам нужно оружие», пояснив, куда это оружие требуется доставить. Мак сам вызвался взяться за это дело — дело было предельно конкретным, как раз таким, которое ему требовалось, и Сикорски, немного поколебавшись, согласился.
Дело оказалось рискованным. В отличие от гражданских лиц силы безопасности и легионеры не впали в растерянность, а быстро и слаженно взяли под контроль всю столицу. От задержания или от затяжной перестрелки с вполне предсказуемым исходом Максима и его группу спасла маркировка на борту транспортера — эмблему Департамента специальных исследований знали, и знали хорошо. Бронетранспортер, набитый ящиками с оружием и боеприпасами, трижды (и без всякого досмотра) миновал блок-посты, и Максим понял, что «институт» Странника являлся очень серьезной структурой, своего рода государством в государстве, что сотрудник Галактической безопасности Рудольф Сикорски за пять лет очень многое сумел сделать для спасения Саракша и что, не будь Странника, приключения Максима Каммерера на обитаемом острове, вероятнее всего, давно бы закончились.
До указанного места встречи они добрались без помех. Вепрь уже ждал, спокойный и невозмутимый, — как всегда. Такими же спокойными выглядели и его люди — немолодые, с жесткими лицами, и только по холодным взглядам Максим понял, что на самом деле эти люди представляют собой взведенные боевые пружины, готовые сработать в любую секунду.
— Спасибо, — просто и буднично сказал Вепрь, когда последний ящик был принят и унесен куда-то проходными дворами, — вы нам очень помогли, Мак. Сколько, по-вашему, должно еще пройти времени до наступления лучевого похмелья?
— Думаю… — начал Максим и не договорил: его прервало мяуканье коммуникатора.
— Мак, это Странник, — услышал он, нажав кнопку приема. — Где ты сейчас?
Максим объяснил, добавив, что оружие доставлено по назначению.
— Очень хорошо, — подвел итог Сикорски. — Тогда возвращайся, только осторожно.
— А что случилось? — спросил Максим, уловив в голосе Рудольфа что-то необычное.
— У нас тут визит вежливости непрошеных гостей. Департамент атакован. Думаю, мы с ними справимся, но ты постарайся разминуться с нашими визитерами, когда они поедут к себе домой после оказанного им теплого приема. Тут уже наш опознавательный знак тебе не поможет — наоборот, он привлечет к твоей машине нежелательное внимание.
— Я еду к вам, Рудольф! — выкрикнул Мак и отключился, не желая слушать очередные ценные указания, переходящие в нравоучения.
