Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Спустя десять минут очередной русский снаряд с диким визгом и грохотом потряс боевую рубку японского флагмана. Адмирал Того вздрогнул и медленно осел на колени. К командующему бросился его начальник штаба. Вытащил из руки свалившегося рядом мертвого санитара так и нераспечатанный до сих пор индивидуальный пакет, быстро вскрыл его, приложил к окровавленному затылку адмирала. Громко позвал на помощь. Никакого ответа не последовало. Фигура адмирала лежала ничком. Брюки его были все изорваны ниже колен и очень быстро напитывались кровью. Без лишних церемоний начальник штаба рванул китель на адмиральской груди, пытаясь уловить дыхание и определить, жив ли командующий. С треском отлетели европейские крючки с воротника. Того открыл глаза, внимательно и неожиданно осознанно огляделся по сторонам. По лбу адмирала струйками стекала кровь, губы побелели.
– Вести огонь… – раздался его срывающийся шепот.
Начальник штаба привычно склонился в полупоклоне. Когда он снова поднял глаза на своего командующего, тот уже был без сознания.
Боевая рубка снова содрогнулась. Из удушливого марева возникла фигура штаб-офицера. Тот отчаянно кашлял и тер ладонями слезящиеся от дыма глаза. Начальник штаба жестами указал офицеру сначала на лежащего без сознания адмирала Того, а затем на люк, ведущий вниз, в центральный пост броненосца. Офицер понял, кивнул и принялся отдраивать горловину люка. Крышка съехала в сторону легко. Вдвоем они осторожно принялись спускать командующего вниз, в бронированное со всех сторон нутро корабля. Больше в боевой рубке «Микасы» к этому моменту живых не было…
Когда гул сражения стал удаляться, адмирал Того, уложенный на циновки в центральном посту, на несколько мгновений пришел в себя. Он не видел дальнейшего хода морского боя, но уже все понял. Чувств внутри у Того не было – они выгорели, подобно надстройкам и башням флагманской «Микасы». О боги, великие и всемогущие, – все пошло не так в этот решающий день! Будучи отличным стратегом, он даже сейчас, перед очередным провалом в забытье, ясно осознал масштабы катастрофы и ее последствия. Страшно предположить, что теперь будет дальше. Несомненно одно – теперь изменился весь ход дальнейшей истории. Внутри успела остро кольнуть обида – не так все должно было быть, не так! Но боги великие и всемогущие, ведь мы действительно выполнили свой долг…
Грохот продолжавшегося сражения уходил все дальше и дальше.
Адмирал Того был совершенно прав – история поменялась. И только солнце встанет на следующее утро, как обычно, над древними японскими островами.
1
Годом раньше к маньчжурским просторам, как обычно, неспешно подбиралась весна. Будка путевого обходчика в десяти верстах от станции Пуландян еще издали притягивала уютными завитками белого дыма, валившими из печной трубы. Последний предвоенный март 1903 года выдался на Китайско-Восточной железной дороге холодным и снежным. Командир разъезда надвинул до бровей мохнатую сибирскую папаху, поежился в седле – фасонистая кавалерийская бекеша была явно не для маньчжурских ветров. Поправив короткие полы бекеши, двинул лошадь шагом прямо по насыпи, по припорошенным поземкой шпалам. Сзади сонно покачивались в седлах трое казаков-забайкальцев, одетых в теплые китайские халаты, в таких же, как и у их начальника, мохнатых папахах, с перекинутыми за спину прикладами вверх винтовками.
Съехав с насыпи у самой будки обходчика, офицер ловко спрыгнул с лошади, потянулся, разминая затекшее тело:
– Еремеев, останешься коноводить.
– Слушаю, вашбродь.
Бородатый казачина грузно плюхнулся на землю, путаясь ногами в длинном халате, принял поводья у своих товарищей. Спешились и остальные.
– Ну пойдем, Митрича навестим, – обстукивая на крыльце снег с сапог и позвякивая шпорами, произнес офицер. И уже берясь за резную ручку входной двери, поворачиваясь к заходившему последним молодому казачку, добавил:
– Проша, побудь в сенцах. Так, на всякий случай…
Миновав сени, офицер и казак вошли в просторную комнату. В ней было жарко натоплено. На столе дымился горячий самовар. Казак довольно заулыбался, офицер расстегнул крючок бекеши:
– Эй, Митрич! Встречай гостей!
Тишина.
– Да вот он, вашбродь, – пройдя в комнату и заглянув за натянутую у печи занавеску, проговорил казак.
Офицер прошел следом, тронул за плечо сидевшего спиной к вошедшим человека в железнодорожной форме:
– Здорово, Митрич!
Железнодорожник кулем повалился на спину, запрокидывая назад голову с перерезанной от уха до уха шеей.
– От те раз… – оторопел казак.
В тот же миг послышались шум и возня в сенцах. Офицер выхватил из кобуры смит-вессон, устремляясь обратно. Казак судорожно сдергивал из-за спины винтовку, путаясь в широких рукавах китайского халата.
Зарезанный Проша лежал рядом с опрокинутой кадушкой, устремив в потолок взгляд немигающих глаз. Оружия при нем не было. Оскользнувшись на растекающейся из-под казака луже крови, офицер выскочил на крыльцо. Еремеев барахтался в снегу, одной рукой придерживая пропоротый окровавленный бок, а второй пытаясь дотянуться до откинутой в сторону винтовки. Двух лошадей не было.
– Хунхузы! Внутри спрятались, в сенях, как нас услыхали… – дыша в спину офицеру, проговорил тоже выбежавший из будки на крыльцо казак.
– Помоги Еремееву… Двое? – Последнее уже было обращено к раненому.
– Двое, вашбродь…Черти, – корчась на снегу, сообщил Еремеев. – С одного вон косу сдернул. Тьфу, дрянь…
На снегу черной змейкой валялась фальшивая коса. Офицер вспрыгнул в седло. Дав коню шпоры, выскочил на железнодорожное полотно. Двое всадников были перед ним метрах в семидесяти. Быстро покрыв половину расстояния до них, офицер несколько раз нажал на спуск револьвера. Один из беглецов вместе с лошадью повалился с насыпи. Второй, пригнувшись, продолжал уходить на всем скаку.
– Давай, пособи его бродию, я уж сам как-нибудь… – шептал товарищу подтащенный к ступенькам крыльца раненый Еремеев.
Когда последний казак выехал на насыпь, вдали раздались еще выстрелы. Отчетливо бахнула родная мосинская трехлинейка, попавшая во вражеские руки. За изгибом железки казак почти нагнал всадников. Недобрые предчувствия оправдались: ошалевшая лошадь уносила, волоча по земле, их зацепившегося ногой за стремя командира, а темная фигура с косой, поворотив коня, вскидывала винтовку навстречу очередному преследователю. Когда раздался выстрел, казак едва успел припасть к холке своего коня. Подстреленный конь упал на колени, казак соскочил с него, сноровисто откатился в сторону. Темная фигура во весь опор припустила прочь. Поймав ее на мушку винтовки, казак нажал на спуск. Гулко треснуло на всю округу. Приникнув к лошадиной шее, беглец скрылся за поворотом…
Раненый конь лежал на боку, скосив на хозяина большие карие глаза, дышал часто-часто. Потом начал хрипеть. Из-под его шеи расползалось пятно, быстро делая снег вокруг черно-бурым. Казак огляделся вокруг – никого. Одиноко клацнул затвор. На насыпи раздался выстрел. Прежде чем застыть навсегда, конь высоко дернулся всем телом и сразу вытянулся расслабленно. Выщелкнув гильзу на снег, казак еще раз посмотрел по сторонам. Горестно вздохнув, проговорил: «Ох, беда-беда», – и, закинув оружие за спину, пошел пешком обратно к будке путевого обходчика.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
