Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Я присела, откинула голову на мягкий красный валик вдоль стенки купе, прикрыла глаза.
Все будет хорошо. В промежуточном состоянии, когда уже не здесь и еще не там, сама понятия не имеешь где, поверить в лучшее не то чтобы легко — в принципе возможно. Колесный ритм: все-бу-дет-хо… и проникаешься, поддаешься простейшему гипнозу, веришь, как последняя дура. Все любят поезда, ни разу не встречала человека, который не любил бы, а впрочем, разве я общалась когда-нибудь с нормальными людьми? А съемочная группа в поезде — это мгновенная оккупация столика разнокалиберными емкостями из десятка мужских волосатых рук, и домашняя курица от хозяйственной гримерши, и формальная шоколадка от ослепительной недозвезды, и, как всегда, забыли одноразовые стаканы, кому-то идти побираться к проводнику, вот разомнемся красненьким из горла по-братски, по кругу, и разыграем в бутылочку. А потом все говорят одновременно, кричат, придумывают, обсуждают, спорят — и все придуманное гениально, все оспоренное неоспоримо, и ночь не начинается никогда, как не кончается припасенная выпивка… Да, а в Пашкиной фляжке ничего уже, по-моему, не плещется. И день. И осенний лес за окном.
Или все-таки выяснить куда?..
Ленивая мысль долго бродила по кругу, в обход неподъемной головы, прорастающей волосами в дерматиновый валик. Лишняя, как червяк внутри спелого яблока. Постепенно стала невыносимой. Надо, надо. Никто не знает, никто не отследит, но я-то должна быть в курсе, иначе глупо вообще.
В кассе прошло просто: назвала номер ближайшего по времени и самого дальнего по пути следования поезда с табло из неисправных лампочек под потолком, и тут же забыла, выкинула за ненадобностью из головы… Билет! На билете должно быть написано. Только его нигде нет, ну разумеется, проводник забрал; какого черта?!.
Встала, вышла из купе. В коридоре попались студентики, шарахнулись, брызнули в разные стороны, будто котята из-под асфальтового катка, один прилип, распластавшись, к окну, другой сгинул неизвестно куда. Несколько шагов по вздрагивающему вагону, купе проводника, и заклинило, черт, черт!!! Ручка едва не осталась в руке, когда створка наконец поддается, он сам открыл. И тоже отшатнулся с паникой в глазах, проглотив заготовленный мат.
— Куда мы едем?
— М-м-м?!..
— Куда мы едем?!!
Отвечает скороговоркой, неразборчивой, как объявления на вокзале. Ничего, допустим, поняла. Когда мне нужно, я все понимаю.
— А сейчас где?
— Что?..
— Какая следующая станция?!
Называет. Большой город, областной центр, оттуда родом каждый пятый, и даже муж Таньки Самсоновой, если я правильно помню. Запросто — случайная встреча, знакомые общих знакомых, кто-то узнает, кивнет, окликнет, информация пойдет с нарастающей скоростью взрывной волны — и так будет, потому что все, что может случиться, случается непременно, катализированное силой твоего же неприятия и отвращения. Не пойдет. Не туда.
— И раньше нет ни единой станции?
Спросила спокойно. Так, что ему стало по-настоящему страшно.
— Есть, конечно, — залепетал быстро-быстро, пришепетывая, — вот, например, через семнадцать минут Поддубовая-5, только поезд там не…
— Остановите, я сойду.
Развернулась и вышла, не дожидаясь ответа, никого не убив напоследок. Остановит, куда он денется, сам рванет стоп-кран, только бы избавиться от меня как можно скорее. И купе, вагон, да весь поезд хором вздохнет свободнее, как только меня не станет, так было всегда и везде, и лучшее, что я могу сделать для обитаемого мира, — это устроить так, что меня в нем не будет. Милость с королевского плеча. Красивым широким жестом, как падает на землю шелковый шарф или разлапистый кленовый лист.
В купе уже не было никого, тетка воспользовалась передышкой и слиняла, как оживший труп, туда ей и дорога. Моя длинная сумка с ремнем, купленная сто лет назад в Париже, живет по законам пятого измерения, в нее помещается все, а на вид и не скажешь. Схватить с полки и бросить на плечо; но ведь еще семнадцать, пускай пятнадцать, минут — рано, жди, — бывает ли что-то невыносимее ожидания, чем короче и нелепее, тем тяжелее и бессмысленнее? Если б сейчас заглянул в купе проводник или кто-нибудь из попутчиков, меня бы, наверное, по-настоящему пробило. Но никто не заглянет, вот и замечательно. А может быть, удастся что-нибудь с собой сделать, и пробивать больше вообще не будет. Никогда. И к лучшему, потому что оно давно бесплодно и лишено всякого смысла.
В окне мелькали стволы и листья, темно-зеленые вкрапления елей и сосен, и ни малейшего признака человека — она совсем маленькая, наверное, эта станция Поддубовая-5, а ведь могут и проскочить, не сделать остановки. Правильнее будет ждать у выхода, возле проводницкого купе, не давая забыть о себе или надеяться на пощаду. Распрямила плечи, поправила сумку, сделала резкий разворот. Прямо на зеркало.
Мое лицо внезапно — не для слабонервных. Не для меня.
Усмехнулась навстречу хищному носу и рубленым скулам, и глазным ямам с черным огнем на дне, и сведенным в изломанный мост совиным бровям, и кинжальным насечкам на щеках. Стала похожа на усталую женщину — а если чуть повернуться в полупрофиль к свету, то и красивую, я всегда умела выгодно выставлять свет. Коротким движением отбросила назад гриву, мою жесткую чернобурку, поседевшую еще до тридцати, непроглядную соль с перцем, которую стоит только начать красить, чтобы признать безоговорочное поражение в моей войне против всего и всех. Не дождетесь. И не догоните.
Проводник предупредил о краткости стоянки, еще о чем-то, он все бормотал и бормотал, будто рассчитывал заговорить смертника с бомбой, страшную болезнь или бурю. Я привыкла, что меня все ненавидят и боятся, я сама все для того делаю, вернее, оно получается само, без ощутимых усилий. Пускай. Это гораздо лучше, чем когда просто ненавидят.
Поезд рванулся, дернулся, встал. Проводник потерял равновесие, взмахнул руками, за приотворенной створкой его купе с жестяным грохотом посыпались на пол подстаканники. Лес в окне поредел, расступился, впуская в себя занозу низкой постройки под шиферной крышей.
Станция Поддубовая-5.
* * *
— Маринка хорошая. Только она звереет.
— Как звереет?
— Как зверь… зверюшка. Девочки — зверюшки, да? Кричит, и царапается, и все ломает, игрушки даже, и машинку зеленую. И кусается еще!.. Вот. Зубы!
— Ничего себе! Больно?
— Не-ет. Раньше было, а сейчас зажило почти.
— А почему она?.. За что?
— Просто так. Позверела.
— Из-за чего?
— Не помню…
— Алла Николаевна, и такой вот ребенок ходит у вас в группу вместе с нормальными детьми?
— Я неоднократно поднимала этот вопрос. Но там мать-одиночка, льготная категория, вы же понимаете. Необходимо медицинское освидетельствование, вывод комиссии, а никто не хочет брать на себя ответственность… и видели б вы ту маму, несчастная женщина…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
