В полиэтиленовом пакете, стоявшем на полу, лежали еще три бутылки вина. Он достал из кармана платок и, используя его вместо перчатки, опустошил сумку и сделал обход. Содержимое карманов мужчин и женские сумочки перекочевали в пакет, а также он прихватил с собой бутылку с остатками шампанского, где остались его отпечатки пальцев. Закончив работу, он заметил еще одну дверь, прикрытую пестрой занавеской, но у него не хватило отваги заглянуть в соседнюю комнату – вдруг он там обнаружит еще несколько мертвецов? Для одного утра и этого достаточно. Немного помешкав, он вышел из квартиры. Он понимал, что делает что-то не так, но голова, словно наполненная чугуном, и обуявший страх гнали его прочь.
Теперь он понял, что провел ночь в стандартном двухэтажном домишке курортного образца с открытыми верандами и уличными лестницами. Спускаясь вниз, он столкнулся с внезапно появившимся пожилым толстяком с сумкой наперевес, забитой газетами. Деревянная лестница была слишком узкой, чтобы они могли разойтись.
– Вы из четвертой квартиры? – спросил толстяк, довольный тем, что ему не придется преодолевать крутые ступеньки.
Журавлев оглянулся, словно кто-то шел за ним следом, и вопрос задали не ему. Лестница упиралась в единственную дверь, откуда он вышел, и других квартир здесь не было.
– Вы газеты принесли?
– Слава Богу, вы их не выписываете, мне эти лестницы уже поперек глотки стоят. Телеграмма вам, распишитесь.
Почтальон подал свернутый вчетверо листок бумаги и карандаш. Указав место, он пробурчал:
– Вот тут.
Журавлев расписался и, приняв телеграмму, сунул ее в карман.
– Лихорадит что ли?
– Похмельный синдром, папаша. Двигай вниз, не задерживай.
– Твоя спешка мне понятна. До сорока я тоже прикладывался частенько, а сейчас отдуваюсь за бурную молодость.
Они спустились в небольшой зеленый дворик, обнесенный белым глиняным забором с единственной калиткой. Возле нее на скамеечке ворковали две милые старушки с колючими, въедливыми глазками. Такими божьими одуванчиками каждый город похвастаться может. Главные следопыты, ходячие справочные книги из серии «Кто есть кто». А у курортных старушонок есть особый дар. Приедешь к ним года через три, а они тебя вспомнят, да еще твоей подружке расскажут, с кем ты приезжал в прошлый раз и какой у нее был размер лифчика.
Старик на секунду остановился возле стражей ворот, а Журавлев, отвернувшись, проскочил мимо, на улицу. Калитка со скрежетом захлопнулась, чем вызвала негодование хозяев. Оказавшись на улице, он увидел сверкавший ярко-красный «фиат», на который едва не наткнулся. Бедная красотка раскалялась на палящем солнце в ожидании хозяина.
Чтобы выбраться к набережной, нет необходимости спрашивать дорогу. Надо спускаться вниз, а не лезть в гору. К тому же Журавлев не первый год отдыхал в Ялте и хорошо ориентировался.
На этот раз его закинуло на Чайную горку, что радовало. Жил он на противоположном конце города на улице Дражинского и тоже на горе. Журавлев не любил гостиниц, не привык к роскоши и предпочитал снимать сараюшки с удобствами во дворе. В этом была своя романтика и разнообразие. К тому же в курортных трущобах легче затеряться.
Сейчас он торопился и ни о чем не думал. Бессмысленно перегружать голову, если она не работает. Надо уйти подальше, выбраться к центру, сесть где-нибудь в тихом местечке на набережной, заказать соточку коньячку и взвешенно и размеренно все обдумать. Для этого ему понадобилось сорок минут. Все терпимо, если бы не жара. Он сейчас с удовольствием рухнул бы в морскую пучину, но при нем находилась сумка с уликами и он еще не решил, что с ней делать. Море подождет, сейчас сто граммов коньячку куда нужней. Глядишь, и голова начнет кумекать. Хорошие мысли так просто с небес не падают. Их выжидать надо или натыкаться на них, как на столб в темноте. Но в любом случае ему необходима спокойная обстановка и тишина.
Устроившись под зонтиком в открытом кафе, Журавлев заказал себе двести граммов коньяка и плитку шоколада. От вида салатов, которые предлагал официант, его воротило. В голове еще крепко сидели утренние впечатления и заставленный закусками стол с мертвыми головами на десерт. Выпив полстакана обжигавшей горло жидкости, после чего его передернуло, он сунул в рот сигарету. Вряд ли ему стало легче от коньяка, но само сознание того, что он его выпил, реализовав идею, могло переключить похмельное сознание на новую волну.
Самое кошмарное заключалось в том, что он ничего не помнил. За пять дней, проведенных в Ялте, его режим не менялся. Утром коньяк, потом пляж, затем опять выпивка, заменявшая обед, сон на неопределенное время и вечерняя вылазка в город на набережную. Особого разнообразия курорт не предлагал, девать себя тут некуда. Под огнями вечерней Ялты на набережной собирались курортники, напяливая на себя все самое лучшее. Как говорится: «На людей посмотреть и себя показать». Не каждый вечер Журавлев возвращался в свой сарайчик. Тут уж как получится. Раза два он просыпался в постели женщин, пару раз на газоне под кипарисом, а то и вовсе в клумбе с цветами. Был случай, когда он очухался в милиции. Пришлось заплатить штраф и бегать за паспортом. Документы и бумажник он с собой не носил. Зная о возможных приключениях, Журавлев имел в кармане только деньги – сумму, выделенную самому себе на пропой. И не было случая, чтобы к утру у него осталась хоть копейка.
Вечерний моцион начинался с мелких баров, потом он приглашал какую-нибудь дамочку в ресторан, затем терял ее на набережной, цеплял другую и попадал в следующий ресторан. О том, что ему удалось посетить еще несколько ресторанов, он узнавал из счетов, найденных в карманах на следующий день.
Журавлев проверил свои карманы. В первую очередь он наткнулся на фужер, взятый из гостеприимного дома. Урны под рукой не оказалось, и он переложил его в сумку. Как это ни странно, но у него и деньги остались. Не так много он вчера пропил, меньше половины. В карманах также оказалось два счета и та самая телеграмма, полученная им от старика. Один счет из ресторана «Крым», второй из «Ниццы». Оба визита в увеселительные заведения он хорошо помнил. Они состоялись в начале загула в период просветленной головы. Относительно просветленной, если быть точным. Других счетов при нем не оказалось. Журавлев распечатал телеграмму и прочел ее:
«Милый Пупсик, встречай меня во вторник в двенадцать часов дня на автовокзале. Целую, твоя Мартышка».
Сегодня был вторник и, судя по солнцу, полдень уже наступил. Эта чертова Мартышка уже приехала и через час – полтора застигнет в доме своего Пупсика неприглядную картину.
Журавлев прочел адрес: «Крым. Ялта. Улица Героев, дом 12, квартира 4. Тарасову К.В.». Тарасов был местным, а не курортником. Впрочем, этот факт Журавлев установил сразу, еще в квартире – телефон, телевизор, хрусталь в серванте, видеоаппаратура и прочее. Никто, собираясь на курорт, телевизоры «Sony» с собой не тащит, а местные жители не настолько богаты и глупы, чтобы сдавать квартиры с такой укомплектованностью. Но только что это меняет? Какая разница, кто из четверых покойничков оказался хозяином? Все они трупы.
