Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
– Саша…
– Погоди, дай сказать. Если ты будешь настаивать, я это сделаю. А потом мы вместе будем подыскивать мне новое место. И твои тряпки, фитнес-центр и наполеоновские планы на смену машины можно будет засунуть глубоко в… очень глубоко. Если ты этого хочешь – пожалуйста. Полной мерой.
– Саша, я хочу, чтобы ты мне не врал. Только и всего.
– Почему ты решила, что я вру?
«Еще как вру, – несколько отрешенно думал Саша, пока его драгоценная жена подбирала аргументы. – Я тебе так вру, что самому противно. А выхода нет, дорогая моя, поскольку мы все давали подписку о неразглашении, а Штерн, в отличие от иных хозяев, очень здорово умеет проверять нашу стойкость. Я вру, что Петька на ребенке залетел. Я знаю, что он не выдержал допроса и Катьке признался во всем. Она баба крутая, характер у нее отнюдь не покладистый. А Петро… ну не смог он отказать беременной женщине. Откуда Штерн узнал о том разговоре… бес его знает, может быть, все, что в этой комнате сейчас говорится, где-то записывается. Хотя скорее всего Штерн не опустится до такой пошлости, как прослушка. У него возможности есть покруче, как пить дать».
Конечно, было бы куда лучше, если бы Ленку можно было устроить на их фирму – вон, Стасу как повезло, и никаких тебе проблем. Но Штерн сказал, что Ленку, согласно ее данным, которые Саша старательно собирал чуть не неделю, он не возьмет даже в уборщицы, поскольку у этой «длинноногой телки» – Генрих Генрихович решил блеснуть знанием русского – что на уме, то и на языке. Вернее, на языке даже больше – все, что знает, плюс фантазия. Впрочем, тут Штерн, безусловно, прав, Саша и сам не раз замечал, что Леночка совершенно не умеет держать язык за зубами. Он и в том, что она ему не изменяет, был уверен на все сто именно поэтому – не удержалась бы, разболтала.
– Потому что врешь.
– Типично женский аргумент! – фыркнул Александр, пробегая пальцами по спине жены, лаская тонкий, нежный пушок. В другое время она бы выгнулась, как кошка, и мурлыкнула бы, сообщая о том, что его прикосновения по-прежнему ей приятны, но сейчас она осталась неподвижна и равнодушна.
– Такие деньги за такую работу не платят.
– Ты же видишь, платят… – усмехнулся он, но усмешка вышла натянутой. Лена его лица не видит, и то хорошо.
Вот в этом его драгоценная жена была права. Не платят. Ни такие, ни в два раза меньшие… И это при условии, что она знает лишь о половине его настоящей зарплаты. Хотя зарплатой это можно было назвать лишь с большой натяжкой, тут было бы более уместным другое определение. Хотя какое именно – черт его знает. Гонорар? Тариф? Премия? Саша уже не первый год часть получаемых в «Арене» денег откладывал, рассчитывая подарить жене хорошую московскую квартиру в элитном доме, с полной обстановкой, подземным гаражом, тоже, разумеется, не пустым. Пришлось бы что-нибудь соврать насчет наследства – Ленка права, десять штук баксов в месяц за телефонное консультирование околокомпьютерных идиотов никто не платит. Ни за красивые глаза, ни за другие заслуги.
Штерн, конечно, до денег не жадный – его вообще деньги, похоже, не интересуют. Когда Стас в порыве злости двинул кулаком монитор и разбил его на хрен, Генрих Генрихович даже бровью не повел – спокойно выписал чек на новый. Все ждали, что босс вычтет стоимость, или хотя бы часть, из Стасова гонорара, но ни финансовых, ни моральных репрессий не последовало. Народ после этого случая, понятное дело, слегка расслабился, к имуществу фирмы стал относиться без должного пиетета, так что Александру даже пару раз пришлось принимать меры. Впрочем, похоже было, что по поводу сохранности ареновского барахла волновался только он.
– Саша, я боюсь. Мне кажется, ты занимаешься темными делами. Ты мне скажи, я пойму, правда! Вместе подумаем, как выпутаться…
– Да что за глупости, Лен, какими темными делами? Наркотиками? Валютными махинациями? Малолетних девочек в турецкие бордели продаю или киллером по совместительству работаю?
Видимо, произнося заключительную часть тирады, Саша несколько переусердствовал, во всяком случае, голос у него чуть заметно дрогнул. Достаточно заметно, чтобы Лена напряглась и даже как-то съежилась, как будто испугавшись произнесенных мужем слов.
– И вообще, мне пора на работу, – нарочито бодрым тоном заявил он, стараясь за этими обыденными словами скрыть неудачное окончание предыдущей фразы. Хотя и понимал, что сбежать именно сейчас было бы не самой лучшей идеей. По закону Штирлица, запоминается последняя фраза, только этого ему не хватало.
– Да, конечно…
В ее голосе звучало даже не равнодушие, скорее какая-то фаталистическая покорность судьбе. И только когда он, встав с кровати, двинулся в сторону ванной, она тихо прошептала, по-прежнему глядя в стену:
– У тебя шрам на спине.
– Шрам? – Он замер в дверях и, оглянувшись, вопросительно посмотрел на нее.
– Маленький такой шрам, старый-престарый… только знаешь, Саш, я твою спину ведь знаю лучше, чем свою. Раньше его не было, шрама этого…
На работу он ехал в отвратительном настроении. Может быть, именно поэтому не стал брать машину – и в пробках настоишься, и Ленке транспорт может понадобиться, это все, конечно, аргументы веские. Но главное – в переполненном автобусе можно хоть злость на ком-нибудь сорвать. На ком именно – не важно, кандидат всегда найдется.
В этом он не ошибся. Уже на остановке обнаружился индивидуум, страстно желающий втиснуться в автобус любой ценой, например, оттолкнув старую бабусю. Бабуся, конечно, тоже могла бы выбрать для поездки не час пик, а какое-нибудь время поспокойнее, и в другой ситуации Саша, если бы опаздывал, сам это старухе и объяснил бы, правда, воспользовавшись литературным русским языком, а не банальным тычком, посадившим бабушку в сугроб. Но в данный момент инцидент произошел как нельзя более кстати, и Александр, с чувством впечатав локоть в солнечное сплетение нахалу, чувствовал себя истинным рыцарем, когда подсаживал рассыпающуюся в благодарностях бабульку на ступеньку автобуса. У сего поступка нашлись и зрители, поскольку ей, вопреки обыкновению, тут же уступили место – видать, решили, что внучок с бабкой едет. А внучок – два метра без малого да литые мускулы угадываются даже под меховой курткой. Автобус ушел, оставив торопыгу в отчаянных попытках запихать в легкие хотя бы немного воздуха, и на душе у Саши стало чуть легче.
Вообще говоря, сам он не считал себя злым. Да и многие друзья искренне считали Трошина добродушным увальнем. Это в определенной мере соответствовало истине – до тех пор, пока какая-нибудь капля не переполняла меру его терпения. И тогда… тогда он и сам себя пугался, да и сожалел потом и о сказанном, и – бывало – о сделанном. Сделать с собой он ничего не мог – и даже сейчас, прекрасно понимая, что этот придурок заслужил жесткое обращение, поскольку относиться к пожилым людям можно либо с уважением, либо никак, Саша все равно понимал, что потом опять будет сожалеть о своей несдержанности.
На работу он, как обычно, опоздал. Ничего удивительного в этом не было, сегодня особых событий не ожидалось, а в такие дни многие вообще являлись лишь к обеду. Другое дело, если Штерн объявлял день «Ч», тогда все, даже Женька, самый злостный нарушитель дисциплины из всей Команды, являлись задолго до официального начала рабочего дня. Не из-за страха перед шефом, не из желания проявить демонстративное рвение, а просто ради удовольствия посудачить в преддверии официальной постановки задачи, прикинуть тактику действий, повысказывать свои нисколько не обоснованные предположения по поводу результата этих действий, чтобы потом, когда придет время разбора полетов, шумно решать, кто же оказался ближе к истине.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
