Лаура ласково обняла Филомену, чтобы успокоить ее. Но когда та ушла, бормоча что-то себе под нос, Лаура повернулась к зеркалу и состроила гримасу собственному отражению. Леди! На ее голове громоздились завитки и кольца волос. Платье стягивало грудь и талию, затрудняя дыхание. Как может женщина, леди она или нет, подчиняться моде, создаваемой мужчинами, не замечающими естественной красоты женского тела?
Мода, этикет, условности — все это сковывает, точно корсеты, которые она ненавидит и в которых не нуждается. Столько хлопот из-за какого-то глупого человека и нелепого феодального соглашения, заключенного между семьями в те годы, когда она была еще крохой! Лаура знала, что все это чепуха. Она может выбросить из головы так называемого жениха хотя бы потому, что скоро уедет отсюда — покинет родные края и близких людей, которые любят и понимают ее.
Глядя невидящими глазами в зеркало, Лаура немного поморгала, чтобы справиться со слезами. Почему ее счастливая, вольная жизнь должна так внезапно измениться? Почему она не может пожить дома или у Мисси и Ринальдо, почему должна ехать в Европу, где ее насильно превратят в светскую даму, предмет купли-продажи на брачном рынке, рабыню с аукциона?
Ее брат-близнец Франко, напротив, предвкушал большое европейское турне. Похоже, он совершенно не думал о бедняжке Мариэлле, искренне любящей его. Сам он с чисто мужской сдержанностью называл свое чувство симпатией. Возможно, Мариэлла выйдет замуж еще до возвращения Франко. Захочет ли он вернуться, познакомившись с европейскими вертепами? Лауре нравилось это слово, оно отвлекало ее от повседневных проблем, порождало в воображении восхитительные картины разврата!
Порой Лауре Морган не удавалось понять себя, свои изменчивые настроения и чувства. Ей было почти восемнадцать — по мексиканским меркам она скоро превратится в старую деву. Однако она не выглядела на свои годы, когда надевала удобную одежду — так она предпочитала называть простые поношенные вещи, придававшие ей сходство с юной крестьянкой или цыганкой. Однако в некотором смысле она уже была женщиной, знакомой с миром, находившимся за пределами ее привычного безопасного окружения, — миром, ставшим доступным ее пытливому сознанию благодаря книгам, которые она проглатывала с жадностью. В основном она брала их в большой библиотеке дяди Ринальдо. Именно он, дорогой, чуткий дядя Ринальдо, посоветовал ей изливать свои расцветающие чувства на бумагу — фиксировать прекрасные мгновения, размышления о жизни, облекать их в слова и рисунки.
Она два года посещала школу для избранных молодых леди в Сан-Франциско, но узнала гораздо больше от дяди Ринальдо, учителя по призванию, и от своей матери, которая, как подозревала Лаура, испытала почти все! Родители учили ее иностранным языкам, манерам, верховой езде, стрельбе, умению обращаться с ножом, искусству самообороны. Она владела этими навыками не хуже Франко, но какую пользу они принесут ей сейчас?
Лаура прогнала из головы мрачные мысли и решила насладиться прогулкой на гнедом жеребце Амиго. Ей нравилось ездить верхом без седла и обуви. Как она будет скучать по Амиго! Кто станет совершать с ним такие дальние поездки, кто даст ему такую свободу?
«Не стоит думать об этом сейчас, — сказала себе Лаура, — я буду просто наслаждаться каждым моментом, который мне осталось прожить здесь. Опишу этот день и мое настроение в дневнике, вспомню пережитое с легкой грустью».
— О, какие муки! Довольно! — Лаура состроила гримасу своему отражению. Из зеркала на нее смотрела незнакомка — молодая женщина в утреннем платье с узором оранжевого и зеленого цветов и лентой, продетой сквозь тонкие хлопчатобумажные кружева.
Неожиданно она заметила свое сходство с матерью — цыганский разлет глаз и бровей, маленькую ямку на упрямом подбородке. Только цвет глаз был отцовским — темно-синим, почти черным. Непокорные вьющиеся волосы Лауры отчаянно противостояли стараниям Филомены обуздать их с помощью гребня и многочисленных шпилек; отдельные пряди и локоны все равно падали на виски, щеки, тонкую шею.
Раньше ее волосы были такими же темными, как у отца, но затем выгорели под жарким мексиканским солнцем. «Буйная грива», как говорила няня, стала отливать медью. «Зато скулы у меня мамины», — подумала Лаура. Она сняла платье и надела свой любимый костюм для верховой езды: тонкую хлопчатобумажную рубашку и широкую выцветшую юбку, позволявшую сидеть на коне по-мужски. Ей не было дела до того, что ноги неприлично обнажатся. Все местные жители знали Лауру и привыкли к тому, что она ездит верхом в таком виде; и потом, никто не посмел бы осудить дочь хозяев.
Покидая свою комнату, Лаура подумала о том, что Филомена, должно быть, пошла вздремнуть. Сцены не будет.
Мариса, еще в раннем детстве удочеренная матерью Лауры и любившая готовить на асиенде де ла Ностальхия, когда «ее» семья находилась здесь, не могла отказать Лауре ни в чем, даже если знала, что девушка замышляет какую-то проделку, которую, несомненно, осудила бы Филомена.
Лаура зашла на кухню, чтобы сообщить, что она прокатится на Амиго.
— Нельзя ли взять с собой немного еды и питья? — Ее голос звучал ласково, вкрадчиво.
— Конечно, — тотчас отозвалась Мариса. Хорошо, она никому ничего не скажет… если только ее не спросит сама сеньора.
— Даже моему противному братцу? Обещаешь?
— Никому, кроме сеньоры, если она спросит, — повторила Мариса.
Уложив пищу и бурдюк с вином в маленькие кожаные сумки, Лаура перекинула их через спину коня. Она делала так всегда, когда обходилась без седла. Девушка отвела жеребца подальше от дома, села на него и ударила его в бока пятками — это был сигнал к неистовому галопу.
Франко проводил взглядом сестру, проскакавшую мимо на горячем жеребце — почти таком же диком, как и она сама. Неисправимо упрямая и своенравная Лаура. Франко пожалел мужчину, который попытается приручить ее.
— Это твоя сестра? — Подружка Франко приподнялась на локте и недоуменно сдвинула брови. — Но я думала…
— Наверное, мы все думали, что уж сегодня моя сестра будет вести себя как леди! Но ты ведь знаешь Лауру! Она злится на весь мир, когда обстоятельства складываются не так, как ей хотелось бы. Бросается на каждого, кто пытается давить на нее. Она даже не знает человека, который должен стать ее женихом. Но вероятно, повергнет его в шок и заставит в страхе ретироваться! По правде говоря, я не осуждаю ее за эту неистовую скачку. Она хочет напоследок почувствовать себя вольной птицей, ведь вскоре ей предстоит распрощаться с этой жизнью.
«Это относится только к Лауре или к нам обоим?» — спросил он себя. Глаза его слегка затуманились, когда он увидел свою сестру, скачущую, точно ведьма на помеле, с развевающейся позади нее буйной гривой — флагом, трепещущим на ветру. Будет ли он сожалеть о доме и связанных с ним воспоминаниях, когда в следующем месяце они отправятся в Европу? И о Мариэлле — как он сможет расстаться с ней?
Сейчас он уединился с девушкой в излюбленном месте их свиданий — на небольшой поросшей травой лужайке, с двух сторон защищенной деревьями и густыми зарослями лозы, а с третьей — нагромождением камней. Вода с журчанием стекала по скале в небольшой водоем у подножия холма.
