– И как они, ладят между собой?
– Да, прямо настоящая семья. Они живут вместе уже...
– А зовут их как?
– Кирк Бан, Вине Пил, Джеми Ланг, Сара Гривс и Триш Мигун. Триш настоящей фамилии не говорит. У него глаз дергается, подмигивает, вот и... Что случилось?
Он вдруг нажал на тормоза, впился глазами в зеркальце заднего вида, словно ожидал увидеть за горизонтом нечто, преследующее их машину.
Его лицо дрогнуло. Увидел. Она взволнованно оглянулась на залитую лунным светом дорогу. Ничего. И даже ни одной машины.
Но Розмари ощутила его тревогу. “БМВ” снова летел сквозь тьму. Куда – один Бог знает.
Четверг. День. Горная дорога. Осталось 8 часов.
Теперь он вел машину медленно, словно высматривая что-то на заросших травой склонах. Тем временем Розмари рассказывала ему о Яблочном Клане, а он ей – о своей семье. Жена и двое сыновей-подростков. “Свихнулись на мотоциклах. Гоняют как сумасшедшие, а я хожу по саду, все представляю, как их размазал в лепешку какой-нибудь грузовик. Прихожу в себя, только когда увижу их подъезжающими к дому”. Есть и дочь. По выходным она работает волонтером в приюте для бездомных собак. Я всегда говорю ей, что, работая за бесплатно, не наживешь богатств.
Он с улыбкой повернулся к Розмари.
– Я скажу тебе кое-что о моей семье, чего прежде никому не говорил.
– Что же это?
– Она не существует. Я ее выдумал. – Он поймал ее взгляд. – Точь-в-точь как ты выдумала Кирка Бана, Джеми и весь Яблочный Клан.
Она остолбенела.
Он тихонько рассмеялся.
– Поверь мне, Розмари, мы с тобой не сумасшедшие. У большинства людей есть тайный мир фантазий, только мало кто в этом признается. Но твои фантазии необычайно реальны, Розмари Сноу. У тебя редкая сила воображения. – Он снова уставился на нее скошенными книзу глазами. – Вот почему ты прекрасно справишься с тем, что нам предстоит.
Четверг. Вечер. Дорога на Шеффилд. Осталось 6 часов.
Водитель покосился на сидящую рядом девочку. Розмари Сноу. Очень хорошенькая. Длинные черные волосы. Только слишком серьезная и молчаливая. Нелегко ей жилось. И если сегодня опять не выйдет, жизнь скоро кончится.
Он искренне надеялся, что смерть будет легкой и быстрой.
Только вряд ли. Слишком часто он видел, как это бывает.
Четверг. Ночь. Заросший проселок. Осталось 90 минут.
Скорость – девяносто миль в час. Ветровое стекло заляпано разбившимися мотыльками. Свет фар вспарывает ночь. Дорога идет через поля, заросшие сурепкой. Розмари нервно вцепилась в предохранительный ремень на груди, ее взгляд скользит по смутным маслянистым волнам желтых трав.
Шлеп! Еще одна мошка ударилась в стекло. Сухой, как бумага, язык прилип к небу.
Она оглянулась на водителя. “У него тоже во рту пересохло, вон как дергается адамово яблоко, словно в горле застрял комок. Что-то его тревожит, но он молчит”.
Он сказал, что у нее огромная сила воображения. А может как раз сейчас он представляет ее – голой?
Четверг. Ночь. Осталось 67 минут.
“Хочешь власти?” Он говорил с напряженностью человека, к виску которого приставлен ствол пистолета. “Она ждет тебя здесь!”
Тормоза пронзительно взвизгнули. Машина встала.
– Вылезай, Розмари.
Девочка повиновалась. Холодный ночной воздух встретил ее поглаживанием мертвой руки.
Он заговорил сквозь открытое окно, не сводя с нее мягкого взгляда раскосых глаз:
– Розмари, сейчас я попрошу тебя перелезть через изгородь и выйти на середину поля. Но сначала я должен объяснить, что делать. Тебе это покажется странным, но послушайся меня, просто чтобы доставить мне удовольствие, ладно?
Она кивнула. Свет полной луны неестественно ярко освещал свежескошенное поле за изгородью. У дальней кромки его стояло одинокое дерево. Какая-то болезнь иссушила его верхние ветви, а нижние по-прежнему покрывала густая листва. Голые ветки показались Розмари похожими на предостерегающе вытянутые руки. Если бы дерево могло говорить, оно бы кричало ей: “Опасность! Прочь! Опасность!”
В полусотне ярдов дальше, отделенный изгородью от поля, стоял дом фермера. В пронзительном свете луны было видно, что усадьба заброшена. Вход зарос кустами роз. Розовые головки цветов кивали как детские личики. Два застекленных окна во втором этаже пялились на луну пустым блестящим взглядом.
За домом горбатилось холмами новое поле. Тишину не нарушали ни голоса людей, ни шум машин. Звучал только мужской голос, дававший указания, внушавший, как важно – жизненно важно – выполнить их буквально.
– Представь себе, что ты кого-то ждешь. Он шел долго, он очень устал. Он тебе необходим. Обними его. Прими его как долгожданного брата. Думай так, и все будет хорошо.
Его лицо пряталось в тени.
– Я буду ждать тебя здесь, Розмари, если что, ты не одна.
Девочка растерянно пробормотала:
– Но что мне с ним делать?
– Успокой его. Сначала он покажется тебе довольно странным, ты никогда не встречала ему подобных. Удерживай его. Ты сможешь сама управлять его действиями, как действиями Кирка и его Клана. Просто вообрази их. Хорошо?
– Наверное...
– Да, кстати, – добавил незнакомец, будто припомнив незначительную мелочь, – если он разойдется и вздумает сесть тебе на голову, вели ему сидеть смирно и не трогаться с места, пока ты не разрешишь. Он послушается. Понятно?
– Да...
– Вот и чудненько. Выйди на середину поля и жди его там.
Когда она перелезала через изгородь, вслед ей послышалось тихое:
– Удачи тебе, Розмари Сноу.
Четверг. Ночь. Осталось 52 минуты.
Тишина. Оглушительная тишина.
Розмари все не могла отвести взгляд от уродливого дерева, застывшего в предостерегающем взмахе ветвей. За ворот рубахи словно засунули ком снега.
Девочка тяжело застонала, как бы пробуждаясь от тяжелого сна. Мелькнула мысль: “Он меня загипнотизировал”. Бывает ведь, что человек под гипнозом спокойно раздевается перед полным залом. А потом вдруг проснется и увидит чужие хохочущие лица и тычущие в него пальцы...
Вспоминались и истории пострашнее.
“Не ходите гулять с незнакомыми”. Рассказы о девочках, которых уводили в пустынное место, насиловали и пытали – выжигали им, полузадушенным, волосы на лобке, а потом завинчивали в глаз штопор, и никто не слышал их криков...
“Нет. Держись, Красная Зет!”
По лицу тек пот, но ее трясло. Среди теплой летней ночи кусочек персональной зимы. Луну над головой затягивала дымка. Тени сгущались и извивались в траве, как удавы.
