В ответ — беззлобный смешок.
— Как в старом анекдоте. Во-первых, это красиво…
— А вы не согласны? Молчание.
— А разве нет? Разве не красиво? Молчание.
— Господи, — голос неведомого Бориса Ильича, еще только что — сухой и напряженно сдержанный, вдруг ноюще раскис. — Ну неужели ни один человек из тех, что сейчас ворочают всей этой адовой бездной бабла, в детстве не сходил с ума от книжек про ракеты? Неужели ни у одного глаза не горели, неужели не хотелось на самом деле, в реальной будущей жизни сорвать ветку марсианского саксаула? Полететь к венерианскому озеру, возле которого притаился древний звездолет фаэтонцев? Какой скучный мир…
Пауза.
Медленно и задумчиво, даже чуть удивленно (ну-ка, мол, помню или нет? смотрите-ка, помню!) второй голос проговорил:
— «Ту-ут, ту-ут, ту-ут», — пели далекие маяки… Пауза.
Похоже, это был какой-то пароль. Какой-то кодированный сигнал: «я — свой…» В ответ раздался лишь порывистый вздох; но, судя по тому, как зазвучал разговор дальше, именно с этого момента предварительные переговоры начали стремглав превращаться во встречу старых друзей.
— Знаете, Борис Ильич… Когда в шестьдесят седьмом родители повезли меня в Крым, я прихватил с собой карту звездного неба. Там я впервые увидел не просто мутные бестолковые точечки — а всю эту пылающую роскошь. Млечный Путь впервые увидел. Туда затягивает, будто смерчем, и страшно сорваться вверх, в прорву. Такой простор…Ночами, когда родители засыпали, я вылезал во двор с картой и фонариком и разбирался в созвездиях, зубрил названия… Маяки, понимаете ли, Вселенной! И ведь все помню до сих пор. Альфа Возничего — Капелла. Альфа Волопаса — Арктур. Альдебаран — Альфа Тельца, красный гигант. Альбирео — бета Лебедя. Бенетнаш, Мицар, Алиот… проверяйте — все семь из Большой Медведицы слева направо… Мегрец, внизу — Фекда, правее внизу — Мерак, и снова наверх, самая яркая — Дубхе… А чтобы увидеть Орион, надо было суметь проснуться часов в пять утра, в августе он же только под утро там восходит… Бетельгейзе, Ригель, Беллатрикс… Какие названия! Музыка, клавесинный концерт! А нынче спроси: что такое Беллатрикс? Крем для морд какой-то… Арктур? При Советах это был модный проигрыватель, а теперь и вообще, кажись, презики с бугорками в форме звездочек… Но я вставал и в четыре, и в пять, потому что от Ориона слева и чуть ниже — вообще Сириус, его ж нельзя не выучить, он же самый яркий на все небо, и вообще там Каллисто с каллистянами!
Невеселые смешки в два голоса.
— Зачем это было пацану? И зачем у меня в башке все это до сих пор киснет? Ответ один… один-единственный. Потому что красиво. — Пауза. — Продолжайте, Борис Ильич. Пожалуйста.
Пауза.
— Да, собственно, у меня практически все… Просто время уходит. Люди, кстати, тоже. Кто уезжает, кто пропадает… Еще десяток лет — и все эти заделы утратят актуальность. Либо успеем, либо — ставим крест. И на возможности вдохнуть в экономику настоящую жизнь. И на возможности стать чуть ли не монополистами в межпланетье. И, между прочим, на мечте многих, очень многих не самых плохих людей, которые все это придумывали и старались построить…
Пауза. Наверное, самая долгая за весь разговор. Это был решительный момент.
— Но ведь все время что-то запускают. То с Плесецка, то с Байконура… Вон, к французам влезли, на Куру. Да еще морской старт… Вроде и так масса дел делается, нет?
— Как бы вам попонятней… В свое время народ вполне тащился от монгольфьеров. Весь Париж сбегался глазеть, как покоряют небеса. Воздушные шары, ого-го! Мешки с песком, плетеные корзины… Передовая техника! Ветер дунул не туда — лети, куда он дунул. Дождь пошел, ткань намокла — читай отходную. Только когда появились принципиально иные аппараты, аппараты тяжелее воздуха — тогда и впрямь можно стало говорить о том, что человек научился летать, куда и как хочет.
— Ну так что с того?
— Мы до сих пор летаем в космос на воздушных шарах, вот что. У нас самые надежные воздушные шары в мире, согласен. Отладили за сорок лет. Но это воздушные шары. И мы даже не пытаемся делать что-то более современное. Махнули рукой. Даже мечты такой нет, не говоря уже о технических заданиях.
Пауза.
— Без государства тут все равно не обойтись, Борис Ильич. Ни по финансам, ни по индустриальным мощностям. Ни по безопасности, между прочим.
Это была первая реплика о конкретном. Уже не о цели — о средствах. Значит, о цели — договорились?
Пауза.
Потом тот же голос — негромко и задумчиво, словно бы отвечая сам себе:
— С другой стороны, государство большое…Столько ведомств… Разве все знают про всех, кто что делает? И кто чем зарабатывает?
Смешок.
— Насчет заработка, между прочим, может оказаться куда более радостно, чем вам по первости кажется…
— Что вы имеете в виду?
— То, что, во-первых, если собрать побольше нестандартно мыслящих людей, перспективных, окрыленных, дать им вдоволь денег для быта и работы — никогда не знаешь, сколько всего нужного они попутно сумеют придумать. Принципиально нового. Могут возникнуть оч-чень приятные неожиданности. Мозги надо собирать. А во-вторых, космос — это не данаидова бочка, куда деньги льются без пользы и без следа исчезают, а наоборот — бочка с деньгами. Кто ее откупорит — тот и будет богатенький Буратино. Пауза.
— Нет, без Кремля не обойтись. Мечты мечтами, горящие глаза в детстве — это прекрасно, конечно, всех колбасит и плющит, но тут такие риски, на какие не пойдет никакой частный капитал. Надо как-то мухлевать по-хитрому… и очень честно притом. От всей души. А в Кремле тоже люди разные. И похуже, и получше…
— Вопрос, как отличить первых от вторых.
— Ну, это всегда вопрос вопросов…
Двойной грустный смех, усталый-усталый.
Пауза.
И все.
Конец записи.
Слушатели перевели дух.
— Странный документ.
— О да. Казалось бы, обычный интеллигентский скулеж. Очередной «Вишневый сад». Два потерявших себя человека плачутся друг другу в жилетку. Одно удовольствие иметь таких противников. Но есть настораживающие моменты. Первое — сам факт того, что этот разговор был записан. Кому-то, кто, во всяком случае, не глупей нас, он показался настолько важным, что его решено было писать. А потом еще и с нарочным переправлять полную запись неким неизвестным нам хозяевам. Второе — несколько раз названное имя: Борис Ильич.
— Что-то знакомое…
— Вот-вот. Если провести одну прямую через две точки: первая — русские ракеты, вторая — Борис Ильич, то получим Бориса Ильича Алдошина, видного ракетчика еще советских времен. Ныне — научный руководитель смешанной государственно-частной корпорации. Она создана совсем недавно. То ли дочернее предприятие космического агентства, то ли будущий конкурент ему…