— О Великий Дом! Не ведают и пороги Нила, что думают прирожденные рабы…
— Пороги Нила не ведают. Те, о ком я спрашиваю, живут у другого края неба. Зато жрец обязан знать все.
— О властитель! Ты бог, а мы лишь ищущие знания.
— Если бы я был бог, жизнь-здоровье-сила, здесь бы ловили священных себеков[12]хетты. Бог справедлив, он бы ни за что не спас вас, трусов, при Кадеше![13]А я спас, жизнь-здоровье-сила! Потому что пожалел безумных, жизнь-здоровье-сила. Вы же все боитесь моря, как каменоломен, эхнатон тебе в мумию, и ты боишься, едва ли не больше других. А люди-звери рождаются в воде.
— Они рыбы? — с изумлением спросил приближенный.
Только с этим хитрецом главный бог Черной Земли позволял себе превращаться в человека. За годы долгого правления Рамзес сотворил все, что мог, и не в силах обитателя земли любого цвета было сотворить более. Ему оставалось поучать, а стоящий перед ним представлял собой лучший объект для поучений: изучил достаточно, выводов не извлекал.
— К сожалению, они люди. Люди моря. Люди холода. Люди железа.
Жрец изобразил страх.
— Я уйду по пути Осириса, кто тогда отгонит их в угол Зеленого моря? — грустно продолжил фараон. — Кто отразит? Отразить удар должны хетты. Союзники, жизнь-здоровье-сила… Люди-звери начнут с Велуссы. Это передовая крепость.
Жрец активно закивал.
— Велусса не должна пасть. Хотя ее населяют тоже звери.
— И среди них нет ни одного себека?
— Среди них нет ни одного себека, — подтвердил фараон. — Надо обязать хеттов. Хетты после Кадеша стали беспечны.
— О да, какая правда в твоих словах, Великий Дом!
— Как же они ее называют по-своему? — губа фараона презрительно дрогнула, и, не вспомнив имени «Троя», он опять с чувством выругался: — Жизнь-здоровье-сила!
Справа от Эгейского моря маленький мальчик Парис пробовал пальцем тетиву. Это ощущение доставляло ему первозданное детское удовольствие. Слева от Эгейского моря итакийцы ходили смотреть на чудо-ребенка: сынишка Лаэрта пронизывал стрелой уже три кольца.
На одном берегу Эгейского моря Гектор, старший сын Приама, по сто раз поднимал правой рукою взрослеющих братьев. Когда ему исполнилось одиннадцать, он пробил тяжеленным копьем борт финикийского судна. Потом, правда, отроку было стыдно. На другом берегу Эгейского моря Аякс мерял размер бицепса специальной ленточкой. Когда ему исполнилось одиннадцать, он свалил быка, предварительно обломав ему левый рог.
К востоку от Эгейского моря некрасивая девочка Кассандра внимательно смотрела на малыша Энея. К западу от Эгейского моря молодой подающий надежды Атрид рассуждал сам с собой, может ли быть хоть что-то доброе из Фтии холмистой.[14]
И ежедневно солнце оставляло восточный берег и приходило на западный.
Эписодий первый:
Египет
Здесь начинаются главы о восхождении к свету и о хвалебных песнях и прославлении, а также о выходе из и о вхождении в славный Нетер-кхерт[15]в прекрасном Аментете…
Египетская Книга Мертвых
— Тринадцать дверей ведут в усыпальницу. Они похожи, как мы с тобой. Не отличишь. И только одна настоящая.
— Одна из тринадцати? Или тринадцать фальшивых, а настоящая — четырнадцатая?
— Я не знаю.
— И что за фальшивыми дверями? Нагромождение камней? Пустота? Или ловушки?
— Он не сказал.
— Он не сказал… Сколько ты отдал за этот папирус?
— Какая разница! У нас достаточно серебра и золота.
— Да. Потому ты легко отдаешь их за ерунду.
— Ну и что? Ты жалеешь… это?
— Нет! Мне не жаль ни золота, ни серебра.
— Папирус не ерунда! Он проводник. Неужели тебе не интересно, Ба? Неужели ты всю жизнь хочешь спускаться в одно и то же, постоянно одно и то же место?
— Там нас постоянно ждут серебро и золото.
— Рано или поздно он умрет. Ведь отец недаром построил ему гробницу.
— Тогда мы станем ходить к нему мертвому.
— А ты не боишься Сетха,[16]брат?
— Мы с тобой не такие люди, брат, которые боятся Сетха. Мы с тобой не такие люди, брат, которые боятся.
— Ты всегда был смел. Почему же ты отказываешься попытать счастья в другом месте?
— Я не отказываюсь. Хоть это и безумие. Отец оставил для нас клад, мы способны пройти туда с повязками на глазах. Искать другой клад по лживым папирусам, покупая их за золото — безумие. Но я не отказываюсь попытать счастья. Вот только это — то, что ты держишь в руках, — это подделка. Четырнадцатая фальшивая дверь. Мы не вернемся, и спросить с продавца будет некому.
— Я купил эту карту у жреца.
— Я не верю жрецам. Из всего мира я верю лишь красивым женщинам, когда они называют цену.
— А я верю себе. И солнцу, когда оно встает над горизонтом. Я верю, что настанет миг и солнце зайдет.
— Ты мудрей меня, Аб.
— Нет. Мы одинаковы.
С юга на север течет река, не знающая сожалений. Есть только три вида времени: время разлива, время посева и время жатвы. Будущего и прошлого нет. Если вдуматься, нет и настоящего — река течет в вечности. Посреди вечности живут люди. На восток от реки одна вечность, на запад другая, окончательная. Берег еще живых и берег удалившихся на покой.
Некоторым это кажется очень скучным. Таких мало. Таких почти совсем нет — как будущего, прошлого и настоящего. А те, что редко-редко являются, похожи на чудо.
— Ты по-прежнему считаешь это сооружение гробницей?
— Так говорил отец.
— Ты забыл. Отец говорил: и сложит туда он все свое лучшее. Отец говорил: комната та для жизни после смерти.
— Что же я забыл? Для жизни после смерти.
— А я думаю, он имел в виду свою смерть. И нашу с тобой жизнь.
— Отец?
— Не отводи глаза, Ба. Смотри на меня. Я думаю, место, куда мы ходим, есть место для хранения сокровищ Великого Дома. И только. А место, откуда он намерен отправиться в ладье Ра,[17]спрятано там, на юге, в Абту[18]или еще дальше. Дай мне слово, брат.
