Конечно, вера в таблоид невелика: все, о чем пишется, следует поделить на сто.
Но девушка и впрямь была прелестна, чудо как хороша на фотографиях, сделанных папарацци.
Очевидно, он не отставал от нее ни на шаг. Вот моделька мило, по-детски улыбается в объектив. Вот она на улице. Вот на подиуме. А вот — с отцом, преуспевающим бизнесменом.
Жительница Амстердама, Марион Крам, долго разглядывала на газетном снимке девочку-красавицу, которая стояла, склонив голову на плечо улыбающемуся осанистому мужчине…
Марион, усмехнувшись, шариковой ручкой задумчиво разрисовала мужчине седые усы. Полюбовалась на свою работу и, бросив газету на журнальный стол, подошла к окну своего домика-баржи.
Достала, как обычно, крекер и принялась кормить уток.
Мимо проплывал обычный прогулочный кораблик. Тут же защелкали фотоаппараты. Марион Крам подняла голову и улыбнулась. Она всегда приветливо улыбалась фотографирующим ее туристам, проплывающим мимо по каналу…
Прогулочные кораблики проплывали мимо домабаржи много раз в день. Кому-то это могло и надоесть, но не Марион. Если Марион Крам, случалось, попадала в кадр, она все равно всегда улыбалась…
В этот момент — момент фотографирования — она как бы видела себя со стороны. Камеры и фотоаппараты незнакомых людей, любующихся ее домом и картиной ее жизни, как бы фиксировали ее счастье, делали его осязаемым.
Ведь пока человек не расскажет другим, как он хорошо живет, или пока — и это особенно важно! — другие не объяснят ему, как он замечательно живет — «Повезло же тебе!» — человек, существо вечно капризное и недовольное достигнутым, своего счастья не понимает.
Уточки опять в изобилии сплывались к ней под окно домика-баржи. Марион кормила их раскрошенным крекером и улыбалась…
Туристы особенно любили такие сентиментальные кадры. Из раскрытого окошка полуигрушечного домика-баржи белокурая славная фрау кормит милых маленьких уточек.
Щелкнул ли чей-то фотоаппарат и в тот момент, когда Марион Крам, улыбаясь и кроша крекер, обдумывала свои дальнейшие действия?
* * *
— Откуда столько ос?
Любимая свекровь Ани Светловой, Стелла Леонидовна Старикова, натягивала на окна свежую марлю и громко возмущалась:
— Просто ненормальное количество!
— Не «ненормальное», а аномальное! — уточнил Федор Андреевич, приятель Стеллы Леонидовны и дачный сосед Стариковых-Светловых.
Федор Андреевич появился на ведущей от калитки дорожке точно в назначенное время. Поскольку именно в это время Петя Стариков, Анин муж, уезжал на работу в Москву и частенько прихватывал его с собой. Подвозил вечно рвущегося «по делам» в душную летнюю столицу старого ученого Соколовского.
— Ну, ладно, пусть аномальное! — согласилась с поправкой Стелла Леонидовна. — Но просто, как перед концом света, эта осиная «аномалия»!
— Может быть, мы их вареньем привадили? — заметила Аня.
— Да нет, они всюду, эти осы. И в магазине, и на станции, и в лесу.
— А на высокотравье вы, Анечка, обратили внимание? — поинтересовался у Светловой Федор Андреевич.
— Как тут не обратишь!
Травы в это лето, действительно, были нечеловечески высоки. То есть выражение «трава по пояс» тут явно не подходило. Какой там пояс! Это был бы уже пояс не человека, а великана.
И это простая трава! А чертополох, а репейник?
Борщовники высились, словно деревья в гигантском доисторическом лесу, где вот-вот должны были появиться динозавры…
— Да что мы знаем, собственно, о земном шарике, на котором обретаемся? — заметил даже на пенсии склонный к научному анализу Федор Андреевич. — Знаем мы, по сути, не больше мошки, которая уселась на спину могучему зверю. Зверь этот гигантский только вздохнул во сне. Даже не рыкнул, не потянулся, не пошевелился, а только поглубже вздохнул — и уже целые города взлетают вместе с выдохом вулкана.
— Точно! Точно! — поддакнула Стелла Леонидовна.
— Чудненькая тема! — Анин супруг допил в беседке кофе, приложил к губам салфетку и встал из-за стола.
— Вкусно? — Аня и Стелла Леонидовна хором намекнули на блинчики.
— Очень!
— А чего молчишь?! Слова восхищения и признательности просто клещами из тебя приходится вытаскивать!
— Неблагодарный, невнимательный, невоспитанный… Каюсь, каюсь и припадаю в раскаянии к коленам…
— А еще говорят, например, что земное ядро продолжает расти. Растет себе да растет… — Федор Андреевич был не очень доволен, что все стремились отвлечься от столь важной темы. — Станет большим, и кожица — поверхность земли! — лопнет.
— И, если соберетесь варенье варить, обязательно абрикосового сварите! — попросил своих женщин Стариков.
Петя собирался на работу и был занят лишь тем, как бы не опоздать, а не какими-то там катаклизмами, появлением динозавров и ростом земного ядра.
— А вы, Петя, согласны с такой постановкой вопроса? — Федор Андреевич все же не мог не попытаться вовлечь в дискуссию и зятя.
— Извините, Федор Андреевич, но я как-то не люблю о катаклизмах.
— Фу, какой вы скучный!
— Гнев начальства, милый Федор Андреевич, — когда опаздываешь, — близок и осязаем… Реален!
А земная кора когда-то еще лопнет! Да и лопнет ли вообще?! Может быть, уже в отсутствие всех здесь присутствующих. Так вы едете, Федор Андреевич?
— Да, да, разумеется!
— Тогда по коням!
Старик засеменил вслед за Петей, на ходу приговаривая:
— Как же не ехать! У меня же сегодня консультации в фонде «Экологическая защита»! Уважают старика. Даже машину хотели прислать, да отказался я. Зачем? Если вы, Петя, все равно едете.
— В общем, все как всегда… — заметила Стелла Леонидовна, когда они удалились. — Мужчины ушли на охоту, женщины остались у очага. Впрочем, какой там очаг! Солнце жарит так, что лень пошевельнуться. И это еще только утро. Уж какое тут может быть абрикосовое варенье — даже страшно подумать.
Солнце, и вправду, жарило, как сумасшедшее.
«Да, сравнение „как сумасшедшее“, — подумала Светлова, — было бы здесь более чем уместно».
Последнее время все вокруг только и говорили, что о солнечной активности. Но активность — это слишком интеллигентное определение… Какая там активность! Солнце будто и правда сошло с ума. От него невозможно скрыться. Оно казалось настигающим, злым и опасным. Хотелось обзавестись, как в старину, зонтиком-парасолькой, таким маленьким, изящным, с рюшечками и кружевами, чтобы только пройти от калитки до крыльца…
— Ань, кто-то идет! — громко возвестила Стелла Леонидовна.
