«Выглядишь ты потрясающе», — уверяла она себя. Однако морщинка на лбу не хотела исчезать, и Карен понимала, что никакие уговоры касательно уверенности в себе не сделают ее моложе своих тридцати шести, не прибавят пару дюймов к ее ста шестидесяти двум сантиметрам или волшебного очарования ее внешности.
Имя Дейдре грызло ее, как зубная боль. Воображение разукрашивало картину, нарисованную сыном. Женщина по имени Дейдре должна быть высокой, стройной, сексуально рафинированной. Да Крэйг и не стал бы тратить время на обычную шлюху. Эта женщина — тонкая штучка. В постели, наверное, — чудо творчества. Длинные волосы. Молодая.
Показалось бунгало. Карен закусила нижнюю губу. Пыльный белый джип «чероки» уже был наверху, так что Крэйг приехал. Вероятно, выехал вчера вечером. С ней.
Она остановила машину за джипом и повернула ключ зажигания. Нервы танцевали в районе желудка, как комары. Это был ее уикэнд в бунгало; она имела полное право приехать. Ребята были пристроены у деда. Она много раз проводила здесь по нескольку часов одна. У Крэйга не было причин подозревать, что ее появление странно. Сумка, набитая яблоками, выглядела так, как будто в ней смена платья. Карен в ней не нуждалась. Она пробудет не больше десяти минут. Достаточно, чтобы установить свое алиби, показать, что Крэйг перепутал очередь, а заодно и взглянуть на эту Дейдре.
Карен взяла сумку и вылезла из машины, чувствуя себя рассудительной и добродетельной женщиной. Каждая хорошая мать готова на жертвы ради детей. Лично ей эта женщина абсолютно безразлична. Они уже целый год в разводе. Если Крэйг счел нужным подцепить эгоистичную и жадную сексуальную амазонку — это его проблема. Но если речь идет о потенциальной мачехе и связь серьезная, то она, очевидно, отразится на детях.
Карен попросту хотела поглядеть на товар. Ради детей. Ни одна мать не сделала бы меньше.
Она втянула живот, выпрямила спину и зафиксировала спокойную, безмятежную улыбку зрелой женщины. Если они еще в постели, она не выдержит. На часах было почти одиннадцать. Она очень старалась не приехать раньше, надеясь, что это время достаточно позднее, чтобы оба давно встали.
Ворон пролетел над головой. Мрачное предзнаменование, подумала Карен. Солнце пробивалось через листву, золотя мощеную дорожку. Дом стоял на холме, глядя на обрывы и долину в отдалении. Через несколько недель осины во дворе станут совсем золотыми. Теперь, в начале сентября, листья их трепетали при малейшем дуновении ветра.
Карен ощущала какое-то нежное родство с осинами. Сердце колотилось, как у пойманной кошки, ладони вспотели. Она окинула взглядом построенный из дикого камня дом.
Только эта связь и осталась от их брака. Дом официально принадлежал им обоим. Оба их юриста объясняли, что с юридической точки зрения это невозможно и ужасно. И ей, и Крэйгу было все равно. Дети любили дом. Ни один из родителей не хотел лишаться права привозить их сюда. Они установили очередь и, не сталкиваясь друг с другом, вместе вели дом. Крэйг обновил крышу, всегда оставлял наколотые дрова. Она делала мелкий ремонт, следила, чтобы всегда был запас продуктов. Договор работал. Возможно, что когда дети будут взрослыми, они устроят здесь все иначе, но пока это время еще не наступило.
Мысль о детях всегда укрепляла в ней решимость. Что тут, собственно, нервничать? Через десять минут ее тут не будет, любой может пережить десять минут.
Она пересекла широкую каменную террасу. Наружная дверь стояла открытой, но внутренняя, с жалюзи, как ни досадно, не позволяла видеть, что происходило внутри. Она заколебалась, не зная, как вести себя естественно в ситуации, в которой не было ничего естественного, этичного и правильного, — шпионить за бывшим мужем.
Карен напомнила себе еще раз, что она здесь не ради Крэйга, но ради детей. Коротко и громко постучав в дверь, она всунула голову внутрь.
— Крэйг?
Голос прозвучал резко, как будто квакнула лягушка. Виноватая лягушка.
— Крэйг? — позвала она снова.
— Карен?
Она решила, что у него болит горло, потому что у него тоже с голосом было что-то неладное. Ее бывший муж обычно говорил богатым грудным тенором. Теперь же слышался скрежещущий баритон с искусственными интонациями.
Ей понадобилось около минуты, чтобы глаза приспособились к полутьме после солнечного света, но то, что Крэйг только что встал, она поняла быстро, слишком быстро. Когда он обернулся на ее голос, он стоял у печки с совком в руке. Растрепанные темно-русые волосы, обнаженная бронзовая грудь, старые джинсы. Все.
Она мгновенно отвела взгляд от его голой груди. Они начали говорить одновременно, но Карен едва слышала его. Слова полились, как ручей:
— О боже, как мне неловко! Я видела твою машину, но до того момента и понятия не имела, что ты здесь. Я думала, это мой уик-энд…
Двери в обе спальни были открыты. В одной она заметила синий спальный мешок, но в нем никого не было.
Она невольно поднесла руку к сердцу. Застрелиться бы, подумала она. Дверь ванной тоже была открыта настежь. Внутри — ни шороха. Больше спрятаться было негде. Главная комната была большая и открытая, гостиная и кухня вместе, с камином в одном конце и дровяной печкой в другом. Среди дубовых стен находились: громадный диван, кресла, индейские коврики, керамика, старинный ломберный столик, на котором они иногда играли в карты и в шахматы. На кресле валялась мужская рубашка. Ничего женского — ни следа. На кухне медные котелки и сковородки. За круглым дубовым столом находились маленькие шкафчики. Дверь кладовки была закрыта, но Карен знала, что она слишком забита спортивным инвентарем и одеждой, чтобы там спрятаться.
Крэйг хлопнул себя ладонью по лбу.
— Ч-черт! Это твой уик-энд? Наверное, я перепутал числа. На работе совершенно собачья неделя. Я не поглядел на календарь. Извини…
— Все в порядке. Не обращай внимания. Честно говоря, я с удовольствием уеду. Я и приезжать-то не собиралась. Просто выдалось несколько свободных часов, а дети у папы и…
— Карен, что у тебя с шеей?
— С шеей?
Она невольно поднесла руку к горлу, но Крэйг уже не смотрел на нее. Он заглядывал ей за спину — сначала слева, потом справа, потом, искоса, через входную дверь. С ее шеей все было в порядке. Вот он выгибал шею, как страус.
— Ты что-то ищешь?
Он мгновенно выпрямился.
— Кого-то ищу? Почему, черт возьми, я должен кого-то искать?
Смутившись, она провела рукой по волосам.
— Я не спрашивала, кого ты ищешь. Я спросила, что ты ищешь.
— Да ничего я не ищу. Я как раз готовил завтрак. Я приехал вчера вечером, после работы… Карен, что у тебя с шеей? Растяжение?
— Ммм?
Где же эта проклятая баба? Единственные башмаки в пределах видимости были явно сорок третьего размера. Она могла пойти искупаться в ручье, но Крэйг ни за что не отпустил бы ее одну. Течение было слишком быстрым, вода — ледяная. Много лет назад, когда Карен улизнула поплавать одна, Крэйг скатился с обрыва, готовый шкуру с нее спустить. Она еще помнила…
