Тот самый омоновец опять занес дубинку. Витек инстинктивно поднял палку, чтобы защититься. Ударенный в это время оглянулся. Это был здоровенный парень с лицом, не отягощенным признаками интеллекта. Ударивший кивнул на Витька – он, мол, ударил. Тот издал рычащий звук, развернулся и двинулся на бомжа. Витек понял, что все предыдущее было только разминкой, а главное начнется сейчас.
Глаза омоновца были пустыми, а лицо выражало лишь крайнюю степень жестокости.
– Пор-р-ву! – пообещал он, и Витек ему сразу поверил.
Он представил, что тот отрывает ему руки и ноги, как дети отрывают лапки мухам или жукам, а после зашвыривает туловище в кусты. Становиться «самоваром» ему никак не хотелось. Неведомая сила, рожденная инстинктом самосохранения, подбросила его в воздух, вынесла из толпы и кинула в переулок. Так быстро он еще никогда в жизни не бегал. Но и омоновец не отставал – большими прыжками он несся сзади, неотвратимый, как локомотив на рельсах.
– Не уйдешь! – крикнул он, настигая бомжа, и Витьку захотелось заплакать от страха и попросить прощения, хотя он и не был ни в чем виноват.
Но он продолжал бежать. Сил на то, чтобы говорить, уже не оставалось. Они неслись по проезжей части, уворачиваясь от редких в этот час автомобилей, и омоновец становился все ближе и ближе. В соревновании двух организмов побеждал тренированный и хорошо питающийся, а тощий и ослабленный многолетним пянством проигрывал. Бомжа могло спасти только чудо.
И оно произошло. На груди у омоновца вдруг зашипела рация и властный голос потребовал:
– Восемнадцатый, ответьте «Волге»!
– На связи! – гаркнул тот на бегу запыхавшимся голосом и замедлил движение.
– Почему до сих пор не в автобусе?
– Преследую нарушителя!
– Какого еще нарушителя? Отставить!
– Не могу – он главарь.
– Что?! Немедленно в автобус! Мы уезжаем! Восемнадцатый не ответил. Он сунул рацию в карман и опять устремился за бомжом. Но тот был уже далеко. Он нырнул во двор, выбежал в другой переулок, заскочил в еще один двор и затаился в полуразрушенном особняке, стоявшем под зеленой сеткой.
Восемнадцатый побежал дальше, а когда понял, что упустил жертву, вернулся, топоча тяжелыми ботинками.
– Я найду тебя, сучий потрох! – то и дело бормотал он себе под нос как заведенный.
Было в этом бормотании что-то странное, наполовину безумное. «Конечно, найдешь, – насмешливо подумал бомж. Страх у него уже прошел, а адреналин еще не выветрился и он чувствовал себя победителем, чем-то средним между ковбоем и джигитом. – Все находят приключения на свою задницу – и ты найдешь».
Он еще не знал, что слова Восемнадцатого не пустая угроза, а приключения у них будут общими.
2
Витек спал и ему снилась свежая почта. В детстве у них был очень красивый почтовый ящик с нижней частью из прозрачного пластика, благодаря которой всегда было видно, принесли уже почту или еще нет. Отец выписывал много газет и журналов. Витьку особенно нравились «Вокруг света» и «Техника – молодежи». Да и журнал «Наука и жизнь» был неплох. Он любил, когда почту приносили до возвращения отца с работы и он мог просмотреть ее первым. Он откладывал газеты в сторону и углублялся в журналы. Читал он очень быстро, так что ко времени прихода отца с работы все они были уже прочитаны и он мог пересказать их содержание, пока тот ужинал.
Сон про почту в последнее время снился Витьку часто. Только во сне вместе с газетами и журналами в ящике лежали еще и письма в мятых конвертах из плотной коричневой бумаги. Письма были адресованы Витьку, но он не мог их прочитать. Буквы на листах никак не складывались в слова, а потом и вовсе осыпались вниз, как песок, а в ящике появлялись сухие ломкие листья, словно признак тления. От этого Витьку становилось страшно и он просыпался. Он не мог понять, кто и зачем шлет ему эти письма. Сон возвращал его в далекое детство и он нырял в него, как ныряют в теплое море после долгой и тяжелой дороги.
Но тем мучительнее было пробуждение. В реальности не осталось уже ничего из того, что он видел во сне. Не было ни дома, ни родителей, ни тем более почтового ящика. Была лишь вентиляционная решетка метро под открытым небом и несколько грязных бомжей на ней, а среди них и Витек.
Он достал дрожащими пальцами сигарету, закурил и долго смотрел в ночное небо. Там мерцали редкие звезды. Мелкие и холодные, совсем не такие, как на юге, где он вырос.
«Вот так и околею когда-нибудь», – подумал он. Рядом зашевелилось грузное тело и человек в очках поднял лохматую голову.
– Не спится? – хрипло спросил он.
Это был Профессор, приятель Витька, несмотря на разницу в возрасте – ему пятьдесят, а Витьку тридцать четыре.
Профессор действительно когда-то преподавал в институте.
– Нет, – нехотя ответил Витек.
– А чего?
Витек промолчал. Сон про почту был из другой жизни и ему не хотелось ни с кем им делиться. Его пальцы помнили еще прикосновение к коричневым конвертам со странными письмами.
– Дай закурить, – попросил Профессор.
Витек достал сигарету и протянул ему. Профессор прикурил, затянулся и зашелся кашлем.
– Тише там! – прикрикнул на него Рябой, считавшийся главным на решетке.
Профессор подавил кашель. Рябой повернулся на другой бок, натянул вязаную шапку на глаза, прикрыл ухо воротником суконной куртки и опять захрапел.
Профессор покосился на него, выждал минуту и повторил вопрос, только теперь почти шепотом:
– Чего не спится-то?
– Так, сон увидел, – ответил Витек.
– Из прежней жизни?
Витек кивнул. Помолчали.
– А ты по каким наукам-то раньше был? – спросил Витек.
– Психология, парапсихология, – ответил Профессор.
– Это что еще за хрень? – нарочито грубо поинтересовался он.
– Парапсихология? Ну, проще говоря, всякие потусторонние вещи. Духи и тому подобное.
– Ух ты! – удивился Витек. – А я и не знал.
Профессор пожал плечами.
– А в снах понимаешь?
– Есть немного, – скромно ответил тот.
– Тогда слушай, – решился Витек. – Все время вижу один и тот же сон.
И он пересказал ему сон про почту.
– Что это может значить? – спросил он, закончив рассказ.
Профессор задумался. Думал он долго, Витек даже устал ждать.
– Похоже, у тебя остались незавершенные дела в прошлом, – сказал наконец Профессор. – Они зовут тебя.
– Ха, удивил! – засмеялся Витек. – Ау кого они не остались? Тот бабу не дотрахал, а этот водку не допил.
А у самого почему-то тревожно заныло сердце. Профессор пристально посмотрел ему в глаза. Взгляд у него был властным и твердым, он совсем не гармонировал с его ученой внешностью.
