Осознав, что происходит, маршал Рье и его люди разворачивают коней и галопом скачут назад, к городу. Спутники герцогини перестраивают ряды. Поля, однако, они еще не покинули.
«Бегите!» Это слово буквально рвется у меня из груди, но я не смею выкрикнуть его вслух: башня, где я стою, расположена на отшибе, однако в замке все равно кто-нибудь может услышать. Я наклоняюсь вперед и так стискиваю холодный, грубо обтесанный камень парапета, что пальцы, не защищенные перчатками, начинают болеть.
Вот в поле моего зрения возникают первые шеренги войска д'Альбрэ; передовым едет мой полубрат — Пьер. А потом, как только я успеваю прийти к выводу — все, слишком поздно! — отряд герцогини разделяется надвое. Жалкая дюжина всадников разворачивает коней навстречу нападающим. Двенадцать против двухсот! У меня вырывается судорожный смешок: да что они, в самом деле, смогут поделать? Ветер подхватывает его и уносит подальше от посторонних ушей…
Герцогиня с двумя спутниками быстро уходит. Исмэй медлит. Я закусываю губы, чтобы не закричать во все горло. Не думает же она, будто сумеет помочь обреченным рыцарям? Битва, в которую они так храбро вступают, заведомо проиграна. Тут бессильны даже наши умения…
— Беги, — уже вслух вырывается у меня, но, как и тот смешок, это слово улетает прочь на крыльях резкого холодного ветра — в пустоту, где его никто не услышит.
Ни та, кого я силюсь предупредить, ни те, кто захотел бы наказать меня за измену.
Однако, похоже, некая сила все же передала Исмэй мою тревогу: она наконец-то разворачивает коня и галопом скачет следом за герцогиней. Железная лапа, стиснувшая мои внутренности, чуть-чуть разжимается, возвращая способность дышать. Тяжко будет наблюдать гибель этих людей, но смерти Исмэй я бы просто не перенесла.
Смерти — или, хуже того, ее плена.
Случись подобное, я своей рукой убила бы ее, но не оставила на милость д'Альбрэ, потому что уж ее-то он ни под каким предлогом не пощадит. Ведь она пустила прахом все его планы в Геранде. И самого едва не выпотрошила, как рыбу. С тех пор у него было достаточно времени, чтобы до бритвенной остроты отточить клинок своей мести.
Маячить и дальше на стене было бы непростительной глупостью. Надо уходить, пока меня кто-нибудь не заметил… но я не могу оторваться от зрелища. Воинство д'Альбрэ налетает на защитников герцогини, точно вспененная волна речного разлива. Они сталкиваются с громовым ударом: броня лязгает о броню, пики ломаются на щитах, грохочут мечи…
Ярость, с которой бьются люди герцогини, попросту потрясает. Они рубятся, ни дать ни взять одержимые духом самого святого Камула. Они выкашивают нападающих, точно жнецы — хлебное поле. Каким-то чудом им удается сдержать наседающих врагов. Войско д'Альбрэ не может их миновать, а тем временем герцогиня с охраной успевает укрыться за деревьями. Там, в чаще, среди кустарника и путаницы древесных ветвей, численное превосходство людей д'Альбрэ перестает быть преимуществом.
Тут с востока доносится голос трубы. Хмурясь от неожиданности, я всматриваюсь в ту сторону: неужели д'Альбрэ подготовил еще один отряд верховых? Но нет: на фоне ярко-синего неба отчетливо выделяется черно-белое знамя гарнизона города Ренн. Под этим знаменем в общую свалку врезается еще дюжина бойцов. Герцогиня со спутниками тем временем совсем скрываются из виду… И я в самый первый раз отваживаюсь вздохнуть полной грудью.
Однако даже и подкрепление не приносит обороняющимся победы. Численный перевес все же слишком велик. Мои руки невольно ищут оружие… Но что за польза от ножей на таком-то расстоянии? Мне бы арбалет, но, увы, скрыть его почти невозможно. И остается одно — беспомощно наблюдать.
Между тем д'Альбрэ не рассчитывал на затяжной бой. Западня, устроенная им, должна была быстро захлопнуться: налет, захват желанной добычи — и немедленное отступление. Однако дичь ускользнула, элемент внезапности оказался безнадежно утрачен… — и граф подал сигнал своим воинам возвращаться под защиту замковых стен. Вылазка кончилась неудачей, так не лучше ли обойтись без лишних потерь?
Битва под стенами подошла к своему завершению. Лишь один воин еще продолжает сражаться. Он громаден, как бык, и ему явно не хватает здравого смысла, чтобы найти, подобно остальным, быструю смерть. С него уже сбили шлем, в изрубленных латах торчат три стрелы. Его кольчуга вся порвана, раны обильно кровоточат, но он бьется с прежним нечеловеческим упорством и, шатаясь в седле, все так же рвется в гущу врагов. «Дело сделано, — хочу я крикнуть ему. — Твоя юная герцогиня уже спасена. Позволь себе умереть с миром — и тоже будешь спасен…»
Тут он вскидывает голову — чему поспособствовал очередной полученный им удар, — и, невзирая на разделяющее нас расстояние, наши взгляды встречаются. Я невольно гадаю, какого цвета у него глаза. И как скоро затянет их мутная пелена, когда его призовет Смерть…
В это время один из людей д'Альбрэ дотягивается и убивает под ним коня. Рыцарь издает долгий, полный отчаяния рев — и валится наземь. Враги тотчас облепляют его, точно муравьи, добравшиеся до куска мяса. Предсмертный крик достигает моей башни и проникает мне в самое сердце, так что я едва не вторю ему…
А еще я испытываю жуткую зависть. Этому рыцарю повезло: его объяло забвение, в котором мне покамест отказано. Теперь он свободен — как те стервятники, что уже кружатся в небесах. Им легко: они летят куда хотят, они парят высоко над всеми земными опасностями. А я? Мне пора обратно в клетку, сотканную из страха, подозрений и лжи. Я не уверена, хватит ли у меня сил вернуться туда. Она полна таких темных теней, что, кажется, лучше уж смерть…
Я наклоняюсь вперед, опасно перегибаясь через парапет… Ветер развевает мой плащ и подталкивает меня, обещая дать крылья для полета, словно тем птицам или душе убиенного рыцаря. «Разожми руки! — кричит ветер. — Я унесу тебя далеко-далеко…»
Мне хочется смеяться от нахлынувшего восторга.
«Я поймаю тебя, я подхвачу», — соблазнительно нашептывает ветер.
Я смотрю вниз, на острые зубчатые камни. Вот бы знать, будет ли больно? Успею ли я ощутить удар о землю? Я прикрываю глаза и пытаюсь вообразить, как стремительно несусь вниз, вниз, вниз, навстречу погибели…
А получится ли у меня вообще? Помнится, в обители сестры во имя Мортейна тряслись каждая над своими познаниями и умениями, точно нищий над последним грошом. Что до меня, я толком не понимаю особых сил, дарованных мне Смертью. Знаю лишь, что прежде Бог Смерти дважды меня отвергал. Чего доброго, Он и в третий раз так же поступит, и я проведу остаток дней искалеченной и беспомощной, навеки отданной на милость своих ближних? От этой мысли меня прохватывает крупная дрожь, и я торопливо отступаю от края назад.
— Сибелла?
Сердце екает от нового страха, а рука уже нащупывает крест, упрятанный в складках юбок. Это не обычное распятие, а хитро замаскированный нож, нарочно для меня выкованный в монастыре. Оборачиваясь, я успеваю округлить глаза, словно бы от волнения, и приподнять уголки губ, натягивая на лицо самую бессовестную улыбку.
