И минутами позже в дверном проеме появилась в сопровождении полицейского молодая женщина с коротко подстриженными белокурыми волосами, одетая в пальто из оцелота.
Я не смог сдержать жест удивления, узнав Ольгу Монтиньяк.
– Это одна из твоих пациенток, не так ли? – спросил Шапиро, после того как полицейский ее увел. И прибавил:
– Она воровка.
Я озадаченно смотрел на него:
– Как это, воровка?
– Воровка, это ясно? Мастер по краже с витрины. Она промышляет в универмаге Бернштейна. Знаешь, ювелирный магазин, вроде супермаркета, торгующего бриллиантами. Она знает это место как свои пять пальцев, должно быть, потратила уйму времени, изучая его. Кроме того, но это трудно доказать, у нее, несомненно, есть сообщницы среди продавщиц. Шум, музыка толпа заведующие отделами, капризные клиенты – к концу рабочего дня они уже не в себе. Ольга Монтиньяк пользуется этим, чтобы красть все, что попадает ей под руку. И никак не удается схватить ее! Если бы она не была буйной сумасшедшей, я назвал бы ее профессионалкой. Никакой грабитель не возвращается в магазин, где он был замечен. Только не она. Можно подумать, что ее возбуждает, что за ней по пятам гонится армия охранников. Она таскает их за собой через все отделы, и они совершенно теряются. Однажды она украла жемчужное ожерелье стоимостью двадцать тысяч франков, перекинув его через кассу и подобрав с другой стороны. Нужно было осмелиться. Когда это заметили, было слишком поздно. Ее слабость – часы. Преимущественно из золота или платины. Она их, вероятно, коллекционирует или сбывает по знакомым:
Он сделал паузу, чтобы зажечь сигарету, затем добавил:
– Изворотливая клептоманка, если хочешь. Но я думаю, что для тебя это не новость, она уже рассказывала тебе о своих подвигах.
Он ошибался, она никогда мне об этом не говорила. Я не мог опомниться. На сеансах Ольга говорила о грубости мужа, и никогда – о краже с витрины. Ничего, ни одного намека, оговорки, или колебания, которые бы меня насторожили. Что представляло собой некий подвиг, если верно, что кушетка – это опасное место, проситель правды, которому трудно не уступить. Если верить Шапиро, ей удалось обмануть бдительность не только охранников ювелирного магазина, но и мою собственную.
– То, что она мне рассказывает, составляет профессиональную тайну, – ответил я. – Сожалею, я не могу ничего тебе сообщить.
Он протянул мне газету, валявшуюся на его столе. На первой странице поместили фотографию человека лет пятидесяти, брюнета, на лицо довольно приятного. Внизу жирными буквами было написано:
«Уклонение от уплаты налогов, подделка счетов, расхищение имущества организаций – судья вызывает Макса Монтиньяка».
Мошенник и клептоманка – прекрасная пара, – сыронизировал он. – Я полагаю, что служебная тайна не допускает также, чтобы ты повторил, что она говорит о своем муже.
Такое поведение начало меня раздражать.
– Ты зачем, собственно, меня вызвал? Вместо того чтобы ходить вокруг да около, лучше бы сказал, о чем речь.
– Не нервничай, скоро ты все узнаешь. Судя по тому, как идут дела, муж скоро будет почивать на нарах. Что касается жены, дело почти сделано. Четыре дня назад она стащила кольцо. Украшение стоимостью около тридцати тысяч франков, восемнадцать карат, в оправе из изумрудов. Охранник магазина ее видел. Он готовился задержать ее. Но, вместо того чтобы уйти вместе с кольцом, она спрятала его под платками в другом отделе. Позавчера она вернулась за своей добычей. Охранник, который ее ждал, приказал, чтобы ничего не трогали. Все произошло как и предполагалось. Ольга Монтиньяк забрала кольцо и отправилась к кассе с платком, за который заплатила, чтобы ввести в заблуждение служащих. К несчастью, она заметила, что за ней следят, и еще раз сумела ускользнуть. На этом бы дело и кончилось, если бы она не вернулась туда еще раз, сегодня после полудня. Настоящая провокация, никто глазам своим не поверил. На этот раз не стали ждать, пока она что-нибудь прикарманит, ее тут же арестовали, полицейский автобус забрал ее, а магазин подал заявление. Невероятно в этой истории то, что можно подумать, будто она добровольно позволила себя поймать.
Он замолчал, вероятно, надеясь на какую-нибудь реакцию с моей стороны. Но, не увидев ее, продолжил:
– Таким образом, ее арестовали. Вместо того чтобы отрицать факт кражи (что было бы логично после всего: мы же не взяли ее с поличным), она клянется, что не была у Бернштейна в тот день, когда видели, как она прячет кольцо под платками.
– И в чем проблема? Охранник засвидетельствует обратное.
– Это служащий магазина, он не под присягой. Просто будет его слово против нее. Конечно, поверят скорее ему. Но Ольга Монтиньяк утверждает, что у нее есть алиби.
Он загасил сигарету в пепельнице, полной окурков, и зажег следующую. Это дело тяготило его, он редко столько курил. Выпустив в потолок клуб дыма, он сказал, избегая моего взгляда:
– Она утверждает, что в тот день была у тебя.
– Что?
– Да, на сеансе у доктора Дюрана Она на этом настаивала. Почему она втягивает тебя в это дело, я не знаю, но, очевидно, что она лжет. Вот почему мне нужны твои свидетельские показания. Речь не идет о том, чтобы ты рассказал мне, о чем она говорит на сеансах, мне на это плевать, а о том, чтобы ты сказал, была ли она у тебя в тот день. Врачебная тайна не запрещает тебе ответить. – Он заметил, как на моем лице отразилось неодобрение. – Не упрямься, кого-либо другого я заставил бы показать мне журнал встреч, но от тебя мне будет достаточно только слова.
Кого он дурачит? Сто раз я объяснял ему, что журнал не отражал реальных встреч и что всякий сеанс, даже пропущенный, был там указан. Я не видел надобности помечать, пришел пациент или нет. Он, вероятно, путал расписание сеансов и книгу текущего учета. Мелькнула мысль ему напомнить, но вместо этого я только спросил:
– Что произойдет, если я скажу, что она не была у меня?
– Против нее будут твои свидетельские показания и показания охранника.
– И ты сможешь ее засадить, так?
Он не ответил. Я вытащил пачку «Лаки», посмотрел на нее, не зная толком, что с ней делать, потом убрал обратно в карман. Он был прав, Ольга лгала. В тот день она не пришла. Я очень хорошо это помнил, ее сеанс был последним, я подождал ее немного, прежде чем закрыть кабинет. Шапиро рассчитывал на мое содействие, чтобы отправить ее в тюрьму. Вот почему он казался таким смущенным. Мне тогда пришло на ум воспоминание из лицея Шапиро написал на стенах враждебные преподавателям лозунги. Он рисковал исключением. Чтобы защитить себя, он утверждал, что в тот день готовился к экзамену на степень бакалавра у меня. Вызванный к директору лицея, я подтвердил его алиби, и он избежал наказания. Теперешняя ситуация почти не отличалась. Но на этот раз он исполнял роль директора лицея.
– Ну, была она у тебя?
– Да.
Мой ответ удивил его. И меня тоже. «Да» помимо воли вырвалось у меня, как оговорка у пациента.
