– Марковский умрет от огорчения, – сказал я. И это была правда. Ну почти правда. Владелец «Марк-секьюрити», как и все истинно деловые люди, на дух не выносил конкуренции.
– А вот тут вы ошибаетесь, – успокоил меня хозяин «мерседеса». – Мы предлагаем клиентам совсем другую гамму услуг. Да и плевать на Марковского, поговорим о вас, пан Малкош. Я хочу предложить вам работу. Хорошую постоянную работу в штате. Об условиях, я думаю, договоримся. Могу вас заверить – подрабатывать ночным сторожем вам больше не придется. В конце концов, это не занятие для офицера Войска польского.
– Для бывшего офицера, – уточнил я.
Моя «бывшесть» была видна невооруженным взглядом. Офицеры действительной службы охраняют свободу и независимость Отечества, а не стройку на окраине Кракова.
– Насколько нам известно, вы были отличным офицером. – И тут он несколько разочаровал меня, выложив из конверта на стол не банкноты, а пачку фотографий. – Прошу ознакомиться. Нам интересно ваше мнение.
Ну что ж, раз уж люди просят…
– Из рук вон плохое качество съемки, – сказал я, просмотрев снимки. – Судя по длинным теням, это вечер. А это вот снято и вовсе в сумерках. Татры, как и любые другие горы, место крайне неровное, но ведь стены у гуральских хат, как правило, перпендикулярны уровню моря, а эти у вас – какие-то покосившиеся. Рискну предположить, что фотограф был крепко под газом. Или же сидел верхом на коне…
С минуту в фургоне царила мертвая тишина. Моя кратенькая рецензия прямо-таки парализовала слушателей.
– Вы были фотографом в армии? – сказал наконец Харвард каким-то сдавленным голосом.
– Никак нет, сапером.
– Сапером… – эхом отозвался сидевший в кресле.
Я еще разок просмотрел снимки. Никогда не видел такого дурацкого гибрида гуральской хаты и торгового павильона. Это диковинное строение было запечатлено во всех возможных ракурсах и называлось оно – «Корчма у Валюся». Судя по тачкам посетителей, заведение не принадлежало к числу дешевых. Хозяев попавших в кадр лимузинов на снимках не было, они, должно быть, уже пели хором, хватив яжембяка. А те двое, которые в кадр попали, как-то не очень походили на людей с пачками долларов в карманах. На одном из них был гуральский наряд: шляпа с пером, душегрейка, идиотские фольклорные портки. Другой смахивал на скинхеда. Фотограф увековечил этого типа украдкой, через стекло автомобиля. Это его и спасло. Фотографа. Дело в том, что у лысого была перекошенная от бешенства физиономия, а придурок в шляпе угрожающе замахивался острым гуральским топориком. Похоже, именно этим орудием и был изуродован «мерседес» моего гостя.
– Не мешало бы вам подать на них в суд, – заметил я. – Мы живем в свободной стране. Теперь можно фотографировать даже Центральный банк.
– Центральный банк – это не наш профиль, – задумчиво произнес Харвард. – Проблема заключается в следующем: мы с Вольдемаром Козёлком… э-э… поспорили, что ли. Вот это, – он ткнул пальцем в корчму, – его любимое детище. Если в одно прекрасное утро в этом гадюшнике вылетят стекла, а вот этот «крайслер» окажется на его крыше, наша с Козёлком… э-э… дискуссия примет совсем другой характер… Уж тогда бы о Харварде заговорили в Кракове. Да еще как!..
– Вы хотите сказать… – У меня перехватило дыхание.
– Эти зеркальные стекла стоят тысяч пятнадцать. «Крайслер» не в счет – он застрахован. Вот уж не знаю, оплатит ли ему страховая фирма снятие металлолома с крыши. Очень сомневаюсь. Кстати, в страховом бизнесе это будет очень даже любопытный прецедент.
Я понемногу приходил в себя.
– И вы… вы хотите это сделать при помощи взрывчатки?
– Ну разумеется. А для этого нам нужен хороший специалист. Вы, пан Малкош.
– Слушайте, а нельзя ли обойтись парочкой хулиганов с рогатками?… Наймите подъемный кран. Можно у нас, на стройке…
Что-то тяжелое и волосатое легло на мое плечо.
– Смешно! – хохотнул Харвард. – Очень смешно, только довольно глупо. Мы ведь далеко с вами зашли, пан Малкош, отступать уже нельзя… Да и одна треть от пятнадцати кусков не такая хилая арифметика.
– Минуточку-минуточку, – воскликнул я, – а куда, собственно, мы зашли? Ну зашли в мой строительный вагончик, ну поговорили об армии… хм… о моей прошлой службе…
Он неторопливо закрыл свой кожаный несессер и встал. Снимки остались на столе.
– Это не совсем так, – сказал он задумчиво, и скорее столу, чем мне. – Я с вами был предельно откровенен, пан Малкош. Я назвал имя Козёлка… Отказываясь от сотрудничества, вы ставите меня в крайне затруднительное положение.
Я попытался улыбнуться.
– Знаете, терроризм – это не мой бизнес…
– И уж тем более не мой. Мне нужен специалист. В некотором роде – хирург, который способен отрезать и при этом не навредить и даже в чем-то помочь пациенту.
– Но ведь тротил-то – не скальпель. И потом, хирурги бывают всякие. После некоторых столько покойников – военные позавидуют…
– И вы готовы до конца дней своих просиживать штаны в жалкой халабуде?! Разве это место для вас, пан Малкош?
– Отсюда всегда можно выйти на свежий воздух. Из тюрьмы вряд ли получится… К тому же мне очень не нравится тот неврастеник с топориком…
Харварду мой последний аргумент совсем не пришелся. Да я, собственно, уже и не надеялся переубедить его.
– Значит, так, – сказал мой гость. – Снимки я вам оставляю. Полюбуйтесь на досуге. Мы вернемся через две недели.
– Послушайте…
– Я уже все услышал, – оборвал он, – и понял: вы отказываетесь. Подумайте и, если не хотите умереть ночным сторожем, примите наше предложение… Всего хорошего.
Я опустился на стул. Я даже не слышал, как они уехали.
Похоже, я перебрал.
В кайф мне был настенный календарь, прикрывавший кусок отвалившейся штукатурки. До слез трогали заколоченные фанерой окна, обсыпанный трогательной старческой «гречкой» стол. Коллекция из трех разных кресел, вон на то, кожаное, я любил писать в детстве. Даже дверь в приемную была мне мила до всхлипа. А когда я подолгу вглядывался в здоровенную трещину на ее матовом стекле, мне хотелось рыдать и плакать.
Очами души так и видел я того, кто, постучавшись ко мне, умрет однажды от потери крови.
С неизъяснимой нежностью смотрел я на все эти мелкие недостатки.
Бахромой свисавшая паутина в пыльном углу будила мое творческое воображение. Временами мне мерещился в нем силуэт. Понятное дело, женский. Она была молодой, красивой и, конечно, слегка дрожащей от волнения. Молодые таинственные дамы, посещающие сизые от сигарного дыма офисы частных детективов. Они ведь, как правило, совершеннейший клубок нервов. Кому, как не им, стоять у дверей с матовыми стеклами, нерешительно взявшись нежными, чуть вспотевшими пальчиками за дверную ручку…
