— Нет. — Она покачала головой. — Но он вежливый, всегда оставляет чаевые.
Разумеется, он оставлял. Я тоже не поскупился и понес полные стаканы к нашему столику.
Американцу было под шестьдесят. Густые седые волосы, подстриженные неровно, по молодежной моде, подтянутая фигура. Ветровка ему шла, он выглядел спортивно, как человек, который в свободное время частенько ходит под парусом, и я подумал, что надобно обратить внимание на его руки, поискать мозоли от снастей, когда он вырвал меня из раздумий:
— Если вы хотите узнать мое имя, нужно просто спросить. Я — Майкл.
— Майкл…
— Совсем не обязательно произносить его так медленно.
— Я ожидал услышать и фамилию.
— Вот этого придется ждать долго. Статуэтки находятся в двух местах, — продолжил он. — Для меня очень важно, чтобы вы добыли их обе. Мне также важно, чтобы вы это сделали в один вечер.
— Два разных места?
— Да.
— В Амстердаме?
— Совершенно верно. Два места, в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга.
— И эти места — частные жилища?
— Частные жилища, — повторил он. — Точно. Одно — квартира, второе — жилая баржа. Об охранной сигнализации можете не беспокоиться. Как и о том, что вас потревожат. В этот вечер оба места будут пустовать.
— Это почему?
— Потому что мужчины, которые там живут, будут в это время обедать. Здесь. Со мной.
Нельзя сказать, что услышанное привело меня в восторг.
— Как-то все слишком сложно. Почему вам самому не забрать статуэтки? Не могу представить себе, что их хватятся.
— Во-первых, — американец сдвинул брови, — у парня, который живет на барже, есть сейф, и код он никому не говорит. У второго парня квартира в Йордане, на последнем этаже пятиэтажного дома, и, насколько мне известно, дверь в нее закрывается на три замка.
— Но охранной сигнализации нет.
— Нет.
— Вы уверены?
— Послушайте, на барже поставить охранную сигнализацию нельзя. Вы можете попасть в шторм, или другая баржа проплывет мимо слишком быстро, и волна заставит ее сработать.
— А в квартире?
— Я уже сказал, что она на пятом этаже. Насколько я понимаю, этот парень считает, что сигнализация ему не нужна.
— А замки…
— Для вас они проблемы не составят. А у меня нет ни ключей, ни вашего таланта, благодаря которому мы сейчас и разговариваем.
— Вот о чем я подумал. Допустим, эти мужчины высоко ценят свои статуэтки. Они вернутся домой с обеда, обнаружат, что их нет… и заподозрят вас.
Американец покачал головой.
— Они мне доверяют.
— Возможно. Но, если у них возникнут подозрения и они начнут искать вас, сразу же всплывет мое имя.
— От меня они ничего не узнают.
— Вы так говорите. Но мне это не нравится.
— Скажем так… я не собираюсь показываться там, где они смогут меня найти. Мы встретимся в семь и закончим обед к десяти. У вас на все про все будет три часа, и я полагаю, что этого достаточно. Бар закрывается в одиннадцать, и я хотел бы встретиться с вами в десять тридцать. Если все пройдет по плану, еще до полуночи я покину Амстердам. И назад возвращаться не планирую.
— Вы покинете и Нидерланды?
— Вам это знать не обязательно, не правда ли?
Я помолчал, попробовал зайти с другой стороны.
— Временные рамки очень уж жесткие. А если я не смогу справиться с сейфом?
— Вы справитесь.
— Или не смогу найти статуэтку в квартире.
— Он держит ее под подушкой.
Я нахмурился.
— Спит на ней?
— Даже если он спит с ней. Мне без разницы. Статуэтку вы найдете под подушкой.
Я откинулся на спинку стула, оглядел бар. Блондинка протирала стойку влажной тряпкой, волосы танцевали вокруг лица. Трое голландцев пили пиво за ближайшим от двери столиком. Они смеялись, хлопали друг друга по спинам, улыбались во все тридцать два зуба, словно жизнь просто не могла быть лучше. За голландцами проливной дождь хлестал по окну-витрине, лишая четких очертаний мост через канал, который я мог видеть по другую сторону стекла. Я вздохнул и высказал все, что думал по поводу предложения Майкла.
— Послушайте, к сожалению, мне придется отказаться. Я не знаю, как вы вышли на меня, и это часть проблемы. Кроме того, вы хотите, чтобы я все проделал завтра. Я же привык готовиться к работе, прежде чем браться за нее, а вы ограничиваете меня во времени.
Американец положил руки на стол, переплел кисти, постучал большими пальцами друг по другу.
— А если мы удвоим ваше вознаграждение?
— Это забавно, но вы только заставили меня еще сильнее занервничать. Тот факт, что вы готовы заплатить двадцать тысяч, заставляет меня думать, что риск в два раза выше, чем я поначалу предполагал.
— Риск — неотъемлемая часть этого дела. Как и вознаграждение.
— И все-таки ответ прежний — нет.
Американец поморщился, устало покачал головой.
Потом достал квадратный листок бумаги. Замялся, еще раз встретился со мной взглядом, прежде чем положить листок передо мной.
— Юноша, я готов рискнуть. Здесь адреса. Я хочу, чтобы вы взяли листок. Вдруг завтра вечером, где-нибудь в семь часов, вы передумаете.
— Этому не бывать.
— Вы в этом, конечно, совершенно уверены. Но стоит ли исключать вероятность того, что вы все-таки пересмотрите принятое решение? Допустим, у вас будет все необходимое для выполнения поставленной перед вами задачи…
Какое-то время я смотрел ему в глаза, а потом (дурак, что тут скажешь) протянул руку и взял листок.
— Это правильно, юноша, — одобрил он. — Я прошу вас только об одном: подумайте.
Глава 2
И я думал, большую часть ночи и весь следующий день. Думал, и когда мне следовало вычитывать рукопись, лежащую на столе, и когда прогуливался после завтрака, и когда вышел из дома около трех часов дня, чтобы купить пачку сигарет. И разрази меня гром, если я не думал в четверть восьмого вечера, когда заглядывал через окно в «Кафе де Брюг».
Американец сидел за столиком в компании двух мужчин, которые были моложе его, — судя по одежде, европейцев, хотя, не услышав их, я не мог сказать, голландцы они или нет. Одинаково одетые (кожаные куртки, светлые брюки из денима), в остальном они отличались разительно. Спиной ко мне сидел широкоплечий здоровяк с толстой шеей и выбритой головой; его болезненный друг более всего напоминал тростинку — казалось, он набрал полную грудь сигаретного дыма, а выдохнуть забыл. Это они жили на барже и в квартире в Йордане? И если они, то кто — где? Я было определил Дохлого на баржу, потому что не мог представить себе, чтобы он каждый день спускался с пятого этажа и поднимался туда без помощи бригады «скорой помощи» и группы поддержки, радостными криками приветствующей каждый его следующий шаг. Но Бритоголовый, как мне показалось, не располагал достаточными средствами для того, чтобы жить в Йордане. Впрочем, первое впечатление могло быть обманчивым, потому что и я (во всяком случае, я тешил себя такой надеждой) не выглядел вором.
