— Да отчего крестьяне вообще бунтуют? — риторически вопросил Броклау.
Сложно отрицать, что подобные восстания возникают по всему Империуму с завидной регулярностью лишь затем, чтобы быть подавленными соответствующими полномочными властями, так что, в конце концов, сами по себе они вряд ли представляют сколько-нибудь заметное событие.
Как правило, мятежи оказываются спонтанными и плохо организованными, вспыхивая из-за недовольства действиями властей или из-за несправедливости. Эти вспышки легко гасятся местными службами обеспечения правопорядка либо Силами Планетарной Обороны. Но восстание на Периремунде было иным.
Для начала само по себе было редким то, что настоящая кампания насилия развернулась едва ли не одновременно по всей поверхности планеты, ее не предваряли обычные для событий такого рода сигналы — не было ни беспорядков, ни протестов, ни хотя бы сожжения чучела губернатора.[3]Еще более редким оно было потому, что планета, о которой шла речь, в целом являлась процветающей, населенной лишенными воображения и глубоко верующими в Императора людьми, а ее губернатор в довершение всего, кажется, не понарошку заботился о благополучии своих граждан.
Да и развертывание в качестве ответной меры десятка полков Имперской Гвардии тоже было чем-то беспрецедентным. Все это подсказывало, что какая-то шишка в командовании субсектора полагала СПО неспособными сдержать ситуацию в случае ухудшения, а это, в свою очередь, намекало на то, что лояльность Сил Планетарной Обороны была поставлена под сомнение. И уж вы можете быть уверены, что этого мне вполне хватило. Ладони мои охватил тот специфический зуд, сигнализирующий, что мое подсознание проводит какие-то связи и рисует такую картину, которая моему прозэнцефалону совсем не понравится, если он решит сфокусироваться на ней.[4]
— Без совещания не обойдется, — произнесла Кастин, проходя вслед за проклинающими все и вся потными солдатами, волокущими рабочий стол полковника в кабинет, который она зарезервировала для себя; произошло это, как только мы получили в свое полное распоряжение это нагромождение ангаров на периферии посадочного поля космопорта.
Такое расположение гарнизона меня, с одной стороны, более чем устраивало — мне всегда приятно осознавать, что я нахожусь близко к путям отступления на случай, если дела обернутся плохо, а местность, заставленная готовыми выйти на орбиту шаттлами, расположенная на расстоянии, которое можно быстро преодолеть пешочком, — едва ли не наилучшее из возможных обстоятельств. Впрочем, с другой стороны, столь милое моему сердцу расположение означало, что полк, возможно, должен будет осуществить быстрое развертывание и с помощью десантного катера передислоцироваться в любую точку погорячее. Чтобы подобная вероятность осуществилась (если только моим зудящим ладоням можно доверять), не нужно много времени.
Еще одна группа солдат поспешно проследовала внутрь уютного кабинета Кастин и обратно, добавив в интерьер стульев, подходящих по стилю к рабочему столу, и мы все присели, по-прежнему глядя наружу, на основное помещение склада. Мне подумалось, что полковник поступила правильно, выбрав один из отдельных кабинетов, расположенных на галерее бельэтажа, прилепившегося к стене приблизительно на половине высоты склада, с наружной стеной из стекла, которая выходила прямо на большие ворота, ведущие к погрузочным платформам. Отсюда ее властному взгляду открывалось все происходящее как внутри, так и снаружи.
В данный момент ворота были распахнуты, позволяя непрерывному потоку носильщиков, курсирующих от грузовиков со снятыми бортами, поданных к погрузочным платформам, вливаться в помещение вместе с вихрем снежинок, влетавших снаружи — оттуда, где наши «Химеры» с рычанием пробивали себе путь по тонкой пленке подмерзшей снежной каши. По вальхалльским меркам было достаточно тепло, и большинство мужчин и женщин, попадавшихся мне на глаза, щеголяли в рубашках с длинными рукавами, у некоторых даже закатанными. Для меня же было довольно прохладно, так что моя комиссарская шинель, в которую я кутался, была как нельзя кстати. Внезапно морозный ветерок принес запах месячной давности носков, полежавших некоторое время в навозе, и в проеме двери появился мой помощник.
— Танны, сэр? — спросил он, выставляя поднос с напитком на недавно занявшую свое место столешницу цельного дерева, вокруг которой мы расположились.
— Спасибо, Юрген, — отозвался я, с благодарностью принимая благоуханную жидкость, и он обернулся, чтобы протянуть чайные чашки Кастин и Броклау, которые почти рефлекторно задержали дыхание при его приближении.
Они пригубили напиток раздумчиво, так что и мне пришлось сдержать побуждение проглотить содержимое своей чашки в один присест, — и все же я ощущал, как тепло постепенно расплывается по моему телу с каждым глотком. Юрген снова наполнил мою чашку.
— На здоровье, комиссар. — Он протянул мне инфопланшет. — Доставили на ваше имя несколько минут назад.
Я принял его и бегло просмотрел, затем поднял взгляд на офицеров.
— Ну что же, — произнес я, стараясь подавить внезапную вспышку энтузиазма, возникшую от предвкушения представившейся вдруг возможности увильнуть на время куда-то, где хоть немножко теплее. — Полагаю, это возможность получить некоторые ответы.
— От кого? — спросила Кастин, не пытаясь скрыть удивление, — мы находились на поверхности этого грязного шарика всего лишь несколько часов, что вряд ли было достаточным, чтобы кто-либо на Периремунде заметил наше присутствие, не говоря уже о том, чтобы посылать нам сообщения.
— От местного арбитра,[5]— ответил я, подвинув к ней планшет, чтобы она тоже могла прочесть информацию. — Он желает обсудить, согласно каким протоколам будут распределяться наши полномочия при отправлении правосудия, на случай если вашим мальчикам и девочкам случится слишком бурно провести свободное от несения службы время.
Подобный запрос был обычен для тех случаев, когда тот или иной полк Гвардии останавливался на какой-нибудь планете. Делалось это для того, чтобы, случись солдатам устроить дебош (что они и проделывали всегда, без исключения, и без этого моя должность потеряла бы значительную часть своего смысла), все заинтересованные стороны знали бы, должно ли их передать местному судопроизводству, офицерам военной полиции либо напрямую Комиссариату.
На все эти вопросы, вероятно, было столько же различных ответов, сколько комиссаров на планете, но что касается меня, я всегда просил, чтобы все солдаты, попадавшие в неприятности, были переданы непосредственно на мое попечение, и изменять спустя много лет привычке, приобретенной еще в самом начале моей карьеры с 12-й полевой артиллерией, не видел никакого резона. Начать уже с того, что у солдат она порождала иллюзию попечения об их благе, у них складывалось мнение, что я сделаю все возможное, чтобы у любого из них было все хорошо, насколько это возможно. Таковое мнение в целом благотворно влияло на боевой дух, и к тому же все эти хлопоты давали мне хороший повод регулярно выезжать из расположения полка, чтобы поискать и для себя более приятные способы провести время. В тех же случаях, когда мне было недосуг либо я был самым честным образом слишком занят, я всегда мог положиться на Юргена в том, что он выполнит за меня всю бумажную работу.
