Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
Но не проехал никто, и через пятнадцать минут неподвижное тело, уже без бронежилета, лежало у корня горного дуба, метрах в пяти вверх от дороги.
Еще при подъеме Яковенко понял, что дело плохо. Броник-таки спас владельца от мгновенной смерти, судя по погнутым пластинам и сломанным ребрам раненого. Еще один выстрел вынес коленную чашечку, но самым жутким было попадание в голову.
Пуля «калашникова» с легкой передней частью и более тяжелым задком вошла пониже губы, ударилась о челюсть, изменив траекторию, и выскочила чуть пониже правого глаза, чудом не затронув мозга. Крови было мало, и она давно перестала идти. Все лицо раненого было в какой-то окровавленной трухе, – видимо, он пытался заткнуть рану листьями.
Яковенко принялся обирать с него эту труху, и тут найденыш вдруг открыл глаза. Даже в свете луны они были голубые и холодные, как паковый лед, и у Яковенко вдруг возникло неприятное чувство, что на него смотрит вычислительная машина.
– Ты кто? – спросил Яковенко.
Раненый заговорил. Из разорванного рта тут же снова пошла кровь, но раненый говорил тихо и спокойно, будто сидел за письменным столом, а не лежал на краю ущелья и смерти, и Яковенко понял, что раненый приходил в сознание не раз. Лежал, пытался карабкаться вверх по скале (ладони были стерты до мяса), срывался на полочку, терял сознание, снова приходил в себя и думал, думал: думал, что сказать, на тот невероятный случай, если его найдут.
– Баров, – сказал раненый, – меня зовут Баров. Я из охраны Милетича.
– Что? – не понял Яковенко.
В ночном ущелье в горной Чечне можно встретить кого угодно: боевиков, мирных чехов, солдат федеральных сил и офицеров спецназа. Но встретить частного охранника Яковенко никак не ожидал.
– Я из охраны Милетича, – повторил раненый, – у него дочку украли. Мы меняться ездили.
Яковенко вспомнил девочку в белом платьице, которую нес в охапке Хасаев.
– Поменялись? – спросил из-за плеча Соркин.
– Где девочка? – на щеке раненого вздулся кровавый пузырь.
– Там никого нет, – ответил Яковенко.
– Где девочка? – пальцы раненого вцепились в рукав капитана так же намертво, как они цеплялись за колючие кусты. Они были ободраны до мяса, эти пальцы, но они были белыми и ухоженными, совсем не такими, каким полагалось бы быть пальцам охранника, и хотя этот человек пролежал сутки между жизнью и смертью, от него еще исходил едва уловимый запах дорогого одеколона, которым вряд ли по привычке стал бы пользоваться в Чечне охранник даже очень богатого коммерсанта.
– Лежи тихо, – сказал Яковенко, – понял? У нас еще два часа и восемь километров, прежде чем нас подберет вертушка. Лежи тихо, и я тебя вытащу отсюда, или я тебя сам прирежу. Ты понял?
– Где Даша? – сказал раненый, и Яковенко ткнул его пальцем чуть ниже горла. Тот мгновенно потерял сознание.
Соркин тронул капитана за плечо:
– Он такой же охранник, – сказал Соркин, – как я английская королева.
Капитан Яковенко молчал. Он представил себе события прошедших суток. Разговор с пленным. Приказание начальства – убираться из этого квадрата. Лагерь боевиков без часовых и постов, лагерь, который охранялся так, словно Хасаев знал – никто и ничто ему не грозит. Солдат, которых бросили на убой полноватому боевику с татарскими скулами и белой прядью у виска. От всей этой истории воняло самым черным запахом, который есть на войне, запахом страшнее пороха и крови, – запахом предательства. И человек, умиравший на полочке между небом и землей, тоже чувствовал этот запах.
– Как он себя назвал, так мы и сдадим его в госпиталь, – ответил Яковенко, – если он до госпиталя дотянет.
Через две минуты дорога была вновь тиха и пустынна. Не осталось ничего: ни следов разведчиков, ни пятен крови. Только остывал в ночи похожий на обугленный утюг БТР, да в соседнем ущелье в зеленке лежали шесть трупов. В трех из них выходное отверстие от пули было разворочено до размеров кулака, как это бывает при попадании надпиленной пули, и чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кто это сделал, в складках окровавленного камуфляжа лежала бледно-желтая дешевая пластиковая бусина от разорванных мусульманских четок.
Часть первая
Глава первая,в которой оказывается, что краевой прокурор должен владельцу казино «Коралл», а владелец казино «Коралл» должен Аллаху
Руслан сидел в своем кабинете на третьем этаже и смотрел на мониторы системы наблюдения. Картинка прыгала, как пиратская копия; по экрану электронной рябью ползла красивая жизнь – глубоко декольтированные вечерние платья, красные длинные ноготки красавицы-крупье, бешено вращающийся в рулетке шарик и бокал с дымчатым, как топаз, коктейлем, поставленный на зеленое сукно игрового стола.
Вокруг тонкой ножки бокала неожиданно обвилась чья-то ладонь. Ладонь была широкой, как лопата, и из нее вырастали пять коротких, украшенных черными накладными ногтями пальцев. На среднем сиял бриллиант размером с фундук.
Изображение сдвинулось еще чуть-чуть, и под камеру, подобно океанской рыбе, вплыла сама обладательница бриллианта, накладных ногтей и бокала с затейливым коктейлем. Серебряное шитье, обтягивающее мощный ее круп, засверкало в свете двухметровой люстры, свисающей с расписного потолка.
Из-под декольте, как из-под дынной плети на бахче, вздымались две перезрелых груди невиданных размеров. На дряблой коже ослепительно сверкали бриллианты.
Бриллианты и круп принадлежали супруге губернатора Озерова, по совместительству занимавшейся бизнесом. Ольга Николаевна Бабец владела небольшим домостроительным комбинатом, который за последние три года выиграл все сколько-нибудь завидные тендеры на возведение жилья, скромной фабрикой по производству пластмассовых стульчиков и формочек (фабрика имела удивительную прибыль, ибо Кесаревский НПЗ поставлял туда полипропилен втрое ниже себестоимости), а также заводиком по производству тротуарной плитки. Существование заводика оказало заметное влияние на городской ландшафт Кесарева: дороги даже в центре города не асфальтировались годами, на это не хватало денег, однако тротуары и площади ежегодно прирастали все новыми и новыми километрами веселенькой разноцветной плитки.
Однако главным бизнесом Ольги Николаевны была рыба: двенадцать принадлежащих ей траулеров и три ярусолова с удивительным постоянством получали половину краевых, распределяемых губернатором квот на вылов минтая, краба и трубача.
Несмотря на изрядное состояние, Ольга Николаевна Бабец не любила играть в казино. Зато она постоянно назначала там деловые встречи, с удовольствием поглощая немыслимые количества любимой ею гусиной печенки, баранины на косточке и малины, – и никогда не расплачиваясь по счету. Редко-редко она подходила к столу в «блек-джек» и разменивала сотню на мелкие фишки. Играла минут пять-десять. Если проигрывала, начинала спорить с крупье и орать, как на рынке.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
