Книга Барбаросса - Михаил Попов

Никогда прежде Нерон не видел снов. Они начали являться к нему после убийства матери. Ему снилось, что он правит кораблем, но кормило не слушается его, ускользает, превращается в змеиное туловище. Ему снилось, что жена Октавия медленно увлекает его в густой черный мрак и стаи длинных, крылатых муравьев витают над ним и сыплются на него. Иногда он видел во сне, как статуи, воздвигнутые в театре Помпея, обступают его толпою и угрожающе молчат; его любимый испанский скакун превратился сзади в обезьяну, а голова осталась лошадиной и издает громкое ржание; в мавзолее сами собой распахнулись двери, и послышался голос, зовущий Нерона по имени.

Император вскочил и уселся на пропотевшем ложе.

В комнате никого не было. В бронзовых жаровнях дотлевали последние угли. Там, где он спал, всегда жгли ароматические вещества, потому что величайший из римлян отвратительно пах. Этот запах родился вместе с ним и только вместе с ним должен был умереть.

Император встал и на невероятно худых босых ногах пошел к выходу. Отодвинул тяжелую расшитую занавесь и выглянул.

Никого!

В комнате не было телохранителей, у входа в комнату не было стражников.

По крупному, неприятному несмотря на довольно правильные черты лицу пробежала судорога. Нерон медленно пригладил короткие рыжие волосы и опустил руки на свой выпуклый живот. Его часто заставали в этой позе, она говорила о том, что император находится в состоянии тягостной задумчивости.

На этот раз Нерон находился в этом состоянии недолго. Он быстрым шагом двинулся вдоль по пустому дворцовому коридору, останавливаясь у каждой двери и стуча в нее кулаками.

Ему никто не отвечал.

Дворец будто вымер.

Что-то бормоча себе под нос, шлепая подошвами по холодному камню, Нерон вернулся в свою спальню и обнаружил, что с его ложа уже исчезли простыни, исчез и ларчик, в котором он хранил яд.

– Спикул! – крикнул в отчаянии Нерон.– Спикул!

Но гладиатор не явился.

– Спикул, приди! Я хочу принять смерть от опытной руки!

Император кинулся вон из спальни и, приволакивая ногу, побежал к лестнице, что спускалась к Тибру. Может быть, он хотел броситься в его темные воды. Даже наверное хотел. Но решимости ему не хватило.

У последнего спуска он замер, шепча:

– У меня нет ни недруга, ни друга.

В этом положении его застали Фаон, Спор и Эпафродит.

Он был так растроган их появлением, что даже прослезился. На их вопрос, что император тут делает, Нерон процитировал им последнюю строку из «Эдипа-изгнанника»[12]:

– «Жена, отец и мать мне умереть велят».

Все трое в один голос начали уговаривать его повременить с этим делом. Поскольку во дворце находиться было опасно – в любой момент здесь могли появиться люди Гальбы,– они советовали императору скрыться в укромном месте, где можно было собраться с мыслями и силами.

– Разве есть укромное место в этом мире всеобщего злодейства?

Фаон предложил для этих целей свою усадьбу, что стоит между Соляной и Номентанской дорогами всего в четырех милях от Рима.

В императоре внезапно проснулась решительность. Он велел подавать коней. Как был, босой, в одной тунике, он взобрался на серого жеребца. Ему подали плащ, дабы он мог укутать голову, и платок, чтобы прикрыть лицо.

Стоило небольшой кавалькаде покинуть Сервилиевы сады, как небо распорола вспышка небывало сильной молнии и раздался раскат ужасающего грома. Всадники мчались по улицам, полным народу. «Они посланы за Нероном»,– услышал Нерон вслед. Раздался второй удар грома, и конь императора шарахнулся в сторону, лицо беглеца раскрылось. Отставной солдат-преторианец, узнав его, отдал ему честь.

Доскакав до поворота Соляной дороги, Нерон велел отпустить коней, и люди стали пробираться сквозь кусты и терновник. Шли очень медленно, потому что императору все время приходилось подстилать под ноги плащи.

Наконец выбрались к задней стене виллы. Фаон посоветовал Нерону укрыться в яме, из которой брали песок для строительства, пока он сходит в дом и проверит, нет ли там засады.

– Я не пойду живым под землю.

Ожидая, когда вернется верный вольноотпущенник, император нестерпимо захотел пить. Он потребовал вина, но никто не в силах был ему подать даже воды. Спор просил его немного подождать, ибо в доме у Фаона вино, несомненно, отыщется. Не обращая внимания на, его благоразумные рассуждения, Нерон подошел к первой попавшейся луже, из которой, может быть, мгновение назад лакали собаки, и, зачерпнув оттуда, выпил. После этого он горько сказал:

– Вот напиток Нерона.

Наконец можно было пробираться на виллу. Чтобы появление императора осталось в тайне, ему пришлось на четвереньках лезть через узкий, вырытый под забором проход. Плащ его был изорван, лицо оцарапано. Едва добравшись до первой каморки, он свалился на тощую подстилку, прикрытую ветошью, но спать не стал, страшась сновидений.

Потребовал еды. Ему дали обычный хлеб, ибо ничего другого не было. Он с возмущением отказался.

– Снимите с меня мерку.

Фаон и Эпафродит поинтересовались зачем.

– Снимите с меня мерку и тут же, возле дома, на моих глазах выройте по ней могилу. Принесите воды и дров, без них не управиться с трупом.

Нерон дал еще несколько приказаний, свидетельствующих, что он принял решение умереть. Причем каждое приказание император сопровождал причитанием:

– Какой великий артист погибает!

У него на глазах посыльный вручил Фаону некое письмо. Император, проявив внезапную ловкость, выхватил его из рук вольноотпущенника. Прочитав написанное, побледнел.

Это было постановление сената, в нем Нерон объявлялся врагом, и всем, кто его увидит, надлежало схватить императора для предания казни по обычаю предков.

– Что это за казнь?

Спор, понурив голову, сказал:

– Тебя разденут догола, голову зажмут колодкой и будут сечь до тех пор, пока ты не умрешь.

Нерон вытащил два кинжала, захваченные в последний момент. Опробовал их острия, выбирая более надежный. Но нанести себе удар не смог.

– Нет, час еще не пробил.

Но, сказав это, он велел Фаону, Спору и Эпафродиту начинать крик и плач по нему, как по уже умершему.