представлялось возможным. Но в итоге я все же достигла своей цели. Почти перед носом выросла стена. Черный камень тоже отчасти порос мхом и его было сложно разглядеть за плотно стоящими друг к другу деревьями.
Забор, ограждающий владенья Шаттенхарда.
Прикинув высоту, я решила, что в жизни не перелезу и, вознеся хвалу Нерте*, сошла с тропинки. Удивительно, но даже после этого все обитающие в заколдованном лесу монстры не накинулись на меня. Осторожно, шаг за шагом я продолжила обходить забор. Хотя называть забором столь монументальное сооружение было почти кощунством. Тут скорее напрашивалась аналогия с крепостной стеной.
Обходить пришлось долго, почти час. Затрудняло дело то, что вместо удобной вытоптанной тропинки приходилось пробираться по непролазному лесу, обходить препятствия, иногда с силой продираться через густо растущие кусты. Но в итоге я смогла. Я вышла к огромным воротам.
Вздохнула, и уставилась на них как тот самый баран.
На мой робкий стук никто не отреагировал. И на не очень робкий стук тоже. Я понятия не имела, что делать дальше. Мне казалось, что самым сложным будет пробраться к замку колдуна, а дальше все пойдет так, как должно. Он заключит со мной контракт. Должен заключить. Так ведь?
Увы, Шаттенхард не знал, что он кому-то что-то должен.
Сидеть «под дверью» пришлось долго. Я успела проголодаться, перекусить сухарями из своих не слишком обширных запасов. Посмотрела на вяленое мясо, но подумав, убрала его обратно. Мало ли, сколько здесь еще сидеть придется.
В какой-то момент что-то темное мелькнуло в кустах. Я замерла, боясь даже дышать. Помимо всех ужасов, которые рассказывали про этот лес, были и самые обычные опасности вроде диких зверей. И то, что я до сих пор их не встретила, мало о чем говорит. Может они специально мою бдительность усыпляли, чтобы сейчас всем скопом накинутся?
Но из кустов так ничего и не вышло, а бояться со временем надоело. Я удобно устроилась на собственной сумке, привалившись спиной к воротам, и начала клевать носом. Даже задремала ненадолго. По крайней мере, мне явно снился сон, где за мной наблюдают колдовские глаза, вспыхивающие ярким фиолетовым светом. Было неуютно и хотелось убежать, но проснуться не получалось.
Пробуждение вышло резким и слегка болезненным. Я упала. А все потому, что ворота, на которые я облокачивалась, открылись. Сами по себе, как бы приглашая пойти дальше. Сделать этот шаг самостоятельно, без принуждения.
Снова вернулся страх и желание убежать назад. Как бы хотелось вернуться домой, обнять отца, рассказать ему обо всех своих горестях и поплакать на его коленях. От этих мыслей на глаза снова навернулись слезы.
— Соберись, — приказала я себе. — Пути назад все равно уже нет, так что не будь тряпкой.
С этими словами я вступила во владения страшного и ужасного Шаттенхарда.
* * *
Черный колдун стоял у парадного входа. Он выглядел точно так же, как в сказках, рассказанных нянечкой. Высокая — намного выше человеческого роста, — фигура была закутала в темный плащ, а капюшон скрывал лицо. Кажется, по подолу плаща были вышиты какие-то символы, но я не вглядывалась. Было как-то не до чтения — сил хватало только на то, чтобы не убежать с криком ужаса.
— Кто ты? Что тебе нужно?
Грохочущий, вибрирующий голос прокатился по лесу, спугнув птиц на верхушках деревьев.
— Мое имя Лисэль Керн. Я пришла, чтобы служить вам, В-владыка.
Было непривычно произносить собственную фамилию без приставки «фон». А еще страшнее обращаться к Шаттенхарду «Владыка». На этом слове голос сорвался, позорно дав петуха. Но, кажется, колдун не посчитал это достаточным оскорблением для того, чтобы уничтожить меня на месте.
— Чего ты желаешь?
— Снять проклятие с себя и своей семьи.
Сердце забилось быстрее, хотя казалось, дальше уже некуда. Вот сейчас он скажет, что это невозможно. Посмеется надо мной, обманет. Просто убьет, не дожидаясь, когда за него это сделает проклятье.
— Что ты дашь взамен?
— Свою жизнь я посвящу служению вам, Владыка.
Второй раз это слово далось легче. Это немного обнадеживало. Возможно, когда-нибудь я даже посмотреть на него смогу. Хотя лучше бы этого не делать, конечно.
— Я принимаю твою жизнь, Лисэль Керн.
От всего диалога веяло дешевым театром, но таковы законы магии. Контракт с колдуном может заключить только тот, кто действительно этого хочет. И вербальные формулы при его составлении являются частью заклинания. Я знаю, я читала об этом в одной из книг Курта.
При мысли о нем сердце в очередной раз сжалось. Почти так же, как и при мысли о моем маленьком Вилли. Моем лучике солнца. Ради брата я готова была не только продать свою никчемную жизнь. Я бы сделала все, что угодно.
Шаттенхард не ждал, пока я закончу тосковать по прошлой жизни. Он колдовал. В глазах начало рябить, как будто вокруг кружился рой светлячков. А потом эти светлячки начали собираться в буквы. Это магия создавала мой контракт. И подписывать его нужно было кровью.
Как только свиток полностью проявился в этом мироздании, я достала нож из сумки и быстро, чтобы не было возможности передумать, ткнула лезвием палец. Зашипела, но все же подавила желание сунуть палец в рот.
Пергамент быстро впитывал алые капли, а я старалась не размазать трясущимися руками кровь по всему холсту. Буквы контракта постепенно пропитывались моей кровью, меняя свой окрас с желтого на красный. Со временем мне начало казаться, что это и есть план колдуна — убить меня таким образом. Выпить жизнь сразу же через контракт.
Голова начала кружиться, но убрать руку уже не получалось. Я попыталась поднять взгляд на Шаттенхарда, взглянуть, наконец, на его лицо, но увидела только тьму и два зловеще-фиолетовых глаза, прежде чем потерять сознание.
* * *
Очнулась я на каменном полу. Все тело болело, как будто меня знатно побили накануне. Учитывая, что я упала в обморок, и ловить меня, как делали рыцари в дамских романах, никто не собирался, мое состояние было легко объяснимо. Скорее удивление вызывал тот факт, что я еще жива.
С кряхтением поднявшись, я огляделась, и почти сразу же увидела Шаттенхарда. Стрельчатые окна на фоне подсказывали, что мы уже в его замке.
— Рассказывай.
Приказ прозвучал настолько властно и так пугающе, что ослушаться я не посмела.
— Что вы хотите знать, Владыка?
В горле пересохло и голос скрипел, как плохо смазанная телега, но заикнуться о том, что мне нужно выпить воды, было бы чистейшим самоубийством.
— Как на тебя наложили проклятие?
— Не на меня. На отца. Это посмертное проклятие,
