но, кажется, сейчас это действительно необходимо.
Около расписания я и вовсе перестаю дышать.
– Смотри! – восклицает Настя. – У них физика только в среду! А сегодня была первым уроком.
Я снова шиплю на подругу, потому что рядом стоят пятиклассники. Сомневаюсь, что им есть дело до чьей-то физики, но я все равно не хочу, чтобы Оливка говорила так громко, как она привыкла.
Подруга послушно понижает голос:
– Сегодня пятница, и я сильно сомневаюсь, что он прям такой педант, что станет делать в выходные уроки на среду. Думаю, пока что ты точно в безопасности.
Я тереблю прядь, которая выбилась из хвоста.
Говорю:
– Хорошо. Это же хорошо? Да, ты права, он не станет даже доставать учебник на выходных. А теперь что?
– А теперь мы пойдем на физру.
– Что, прости? – интересуюсь ошарашенно.
– Тебе нужны разборки с Ольгой Геннадьевной? Мне – нет. Я уже прогуливала в прошлый раз, и физрук ей стопудово настучит. А она точно позвонит маме.
И Оливка быстрым шагом устремляется к лестнице, решительная, как всегда. Можно подумать, она одна прогуляла в прошлый раз! Я бегу за ней, на ходу продолжая накручивать прядь на палец. Ладно. Все уже случилось. Это уже катастрофа. Если я пойду на урок, ситуация не станет хуже.
Глава 2
Звонок звенит, когда мы только заходим в раздевалку, но Оливка все равно переодевается очень обстоятельно. Так что, когда я уже натянула серые треники и черную футболку, она все еще возится со спортивным бра. Я отворачиваюсь к зеркалу и переделываю хвост. Тугой резинкой стягиваю каштановые волосы, и они волной ложатся мне на спину между лопаток. Хотелось бы подстричься короче. Например, как Оливка. Я смотрю на нее через зеркало. Ее крашеные в блонд пряди едва достают до плеч. Настя натягивает носки.
– Знаешь, что странно? – я все еще смотрю на нее в зеркало. – Ты все делаешь очень быстро, но одеваешься страшно медленно.
– Потому что нельзя экономить на своем внешнем виде. Ни деньги, ни время, – она двигает меня в сторону и наносит на губы блеск, зажав в руке брендовый флакончик.
Я закатываю глаза и показательно вздыхаю.
В зал мы выходим, разумеется, последние. Все уже выстроились в шеренгу, физрук смотрит на нас, сложив руки на груди. Боже, сегодня явно не мой день.
Мы торопливо занимаем свои места.
– Попугайчики-неразлучники, – говорит Карась, который получил свое прозвище, вероятно, за круглые глаза навыкате, – ну, сегодня вы хотя бы явились, премного благодарен.
Он пристально смотрит на меня. Да, сходство с рыбой, так сказать, налицо.
– Ну что, пятница у нас день волейбола. Если вы ведете себя хорошо. Были отдельные прецеденты, – снова этот взгляд, – но сегодня все же поиграем. Десять кругов по залу, марш!
Мы с Оливкой бежим бок о бок, взяв неспешный темп.
– Спасибо, девчат, услужили.
Это Миша Попов, поравнявшись с нами, поджимает свои тонкие губы.
– Попов, не проживешь без своего волейбола? Беги быстрее, а то все мячики разберут.
Настя даже не смотрит в его сторону, держит спину ровно, тон насмешливый. Я невольно ей любуюсь. И молчу, как всегда. Она знает наших одноклассников гораздо дольше, так что я всегда теряюсь и оставляю ей право отбивать нападки. Тем более, что она за словом в карман не полезет. Да и карманов на ее облегающих велосипедках с пушапом просто нет. Ха-ха, заметили мой тонкий юмор? С таким мне точно лучше помалкивать.
– Ян, опять ведешь внутренние диалоги?
– А?
– Ты гримасничаешь, я вижу, что ты что-то там внутри своей головы обсуждаешь.
Я улыбаюсь. Оливка всегда говорит правду и всегда подмечает то, что другим не так уж важно. Поэтому она мне сразу понравилась.
– Да я насчет волейбола думала, хорошо, что не отменил из-за нас.
– Ой все, Ян. Пережили бы. Две недели назад из-за парней отменил, и ничего, как-то быстро забыли. Не будь такой нежной.
– Я как йогурт.
– Что?
– Ну, «нежный» йогурт, – смущенно поясняю.
Помните, я говорила о моем чувстве юмора?
Оливка прыскает от смеха и обнимает меня на бегу:
– Ты мой йогурт!
Я улыбаюсь ей, и вдруг в голове яркой вспышкой проносится череда картинок – я на коленях на полу в коридоре, мои художества в учебнике, Ян, который держится за лоб и смотрит прямо на меня. Сердце пропускает удар. Я труп. Я совершенно точно умру.
Настя снова считывает меня:
– Яна, мы со всем разберемся. Но не в ближайшие, – она смотрит на свои электронные часы на розовом ремешке, – тридцать пять минут. Пока мы в плену у Карася, так что расслабься и получай удовольствие.
Я криво улыбаюсь, и мы как раз заканчиваем бегать. Конечно, никто из нас не считал круги, но мы дружно делаем вид, что их было десять.
Когда мы разбиваемся на команды, меня выбирают одной из первых. Я не очень хорошо прижилась в этом классе, кроме Оливки у меня тут нет друзей. Но ребята знают, что у меня хорошая подача, так что я не засиживаюсь на лавке, как, например, полненькая и нелюдимая Аля. Да, ее еще и зовут Алевтина, понимаете масштабы ее комплексов? Моя мама говорит, что такие люди становятся самыми успешными потом, после школы, но мне в это верится с трудом.
Карась подкидывает монетку, и Миша Попов выигрывает нам подачу. Я стою в первой зоне, поэтому беру мяч, пару раз стучу им об пол и кидаю взгляд на большое окно, которое ведет из спортивного зала в холл третьего этажа. Все внутри обрывается, когда я вижу, что там стоят Ян и Глеб.
Мяч ударяется о мысок моей кроссовки и улетает прямо к скамейке, где Аля сидит в запасе. Она встает, возится, неловко кидает его мне обратно. Стыдно ужасно. Мое сердце колотится где-то в горле. Почему они здесь? Наверное, просто нет урока. Но почему они ЗДЕСЬ?! Нельзя было пойти в столовую? Или в любое другое место?
Я поворачиваюсь спиной к окну и еще раз стучу мячом об пол. Если промахнусь, можно будет сразу умирать.
Я подкидываю мяч, перестаю дышать, весь мир замирает. Замахиваюсь, с силой бью по нему. Мяч стрелой летит над самой сеткой, едва задевает ее и ударяет в центр поля. Другая команда даже не пытается его отбить. На моем лице расцветает самодовольная улыбка. Не могу с собой справиться, поворачиваюсь на окно в коридор. Но там никого нет.
Улыбка меркнет. Ну, что ж. Может, это знак, что
