назад… Впрочем, не буду сетовать на судьбу… её не обманешь. Элизабет, Полли, — обратилась она ко мне и притихшей рядом служанке, — вы нужны мне. В город приехали посланники императора, и муж пригласил их сегодня на ужин. Мы также ждем Фрейзеров и Левингстонов. У нас очень мало времени — я сама только что узнала. Полли, беги на кухню! Элизабет, помоги украсить обеденный зал и гостиную, — рина Кэтрин уже забыла, что так и не зашла в детскую. Она развернулась и начала спускаться по лестнице, не сомневаясь, что мы последуем за ней.
Дом у Морроу относительно небольшой. На втором этаже располагались комнаты хозяев, детская, смежная с ней моя комната и две гостевые спальни; на первом — просторная гостиная, обеденный зал, кухня и комнаты для слуг. В особняке, кроме Полли, был весьма скромный штат прислуги: горничная рины Кэтрин, кухарка, садовник и конюх. Меня год назад наняли как экономку, однако через месяц после моего приезда Кэтрин поняла, что беременна, а еще через семь месяцев, ранее срока, она родила близнецов. Решение сделать меня няней пришло спонтанно. В какой-то из дней, вымотанная криками детей, рина попросила помочь их искупать, так как ее служанка отпросилась на несколько дней, уехав в свою деревню на свадьбу сестры. Изначально аристократка планировала заниматься малышами самостоятельно. Для развития магического дара и в целом для их здоровья считалось полезным постоянно находиться в контакте со своей одаренной матерью, обмениваясь и подпитываясь энергией ее дара. Кэтрин честно старалась быть ответственной, но малыши были очень беспокойными, поэтому на помощь приходили слуги. Рэн Грегори искренне любил Дерека и Мэри, однако ждал, когда они подрастут. В мечтах он водил сына на рыбалку, учил его боевым заклинаниям, а от дочери отгонял назойливых поклонников. Но это все в будущем. Что делать с младенцами сейчас, он не знал, поэтому сочувствовал Кэтрин, но помочь ничем не мог.
С моим участием в жизни близнецов все сложилось в одночасье. Помогая купать их, я каким-то чудом прекратила их постоянный надрывный плач. Сама рина, приходящий лекарь и все домочадцы обратили внимание на эффект от моего приближения к колыбели: близнецы гулили, сучили ножками и ручками, охотно принимали пищу из специальной бутылочки и, главное, больше не плакали. Сначала рина Кэтрин просила меня только укладывать их спать, но постепенно, избавляясь от бремени ежеминутного нахождения рядом с их колыбелью, она доверила мне абсолютно всю заботу о сыне и дочери. Так и сложился каждодневный ритуал: перед ужином я укладывала близнецов, а рина приходила только, чтобы их поцеловать, давая недолгую возможность напитаться ее материнским теплом. Весь этот распорядок казался настолько естественным, что никто даже не пытался упрекать Кэтрин. И только она сама иногда смотрела на меня с некой досадой, словно на живое свидетельство своей материнской несостоятельности.
Устраивала ли меня такая жизнь? Немного тяготила. Должность экономки давала возможность, не сожалея, в любой момент покинуть гостеприимный дом Морроу, а вот привязанности к детям я совсем не хотела. Увольняться я не планировала, но как повернётся жизнь завтра, предсказать не могла.
Проходя по широкому холлу, я посмотрела в большое старинное зеркало, которое было предметом гордости рины Кэтрин. Оно принадлежало роду уже несколько столетий и представляло собой единственное непроданное фамильное достояние Морроу, за исключением нескольких женских драгоценностей. По раме вилась искусная вязь рисунка, а отражающая поверхность казалась гладью ночного озера в неярком свете луны. В зеркале я увидела невысокую худощавую женскую фигуру в чопорном сером платье с гладко зачесанными и собранными в тугой пучок русыми волосами. Я посмотрела на себя, не узнавая. Даже родовая магия зеркала не была способна вернуть мне хотя бы на мгновение былое сияние беззаботной юности, утерянное вместе с семьей и родным домом. В свои восемнадцать лет я казалась себе «прожившей жизнь» — нежное свежее личико контрастировало с мудростью и всезнающим взглядом моих темно-серых глаз. Богатый жизненный опыт лишал каких-либо иллюзий и не позволял надеяться на спокойное и счастливое будущее. Однако сейчас я была в безопасности. А это самое «сейчас» последнее время было единственным критерием оценки моего существования. Серое платье, серые глаза, почти серые волосы. Кому-то может показаться унылой моя серая жизнь. А я наслаждалась тем фактом, что уже год спокойно пряталась в доме Морроу, добывая при этом средства к существованию. Я жива, неузнанна и сыта.
В гостиной уже была горничная рины Кэтрин Бритта. Ввиду небольшого штата слуг, она периодически выполняла работу по дому. Сейчас служанка смахивала невидимую пыль со стола, расстилала скатерть и расставляла на ней столовые приборы. С Бриттой наше общение ограничивалось несколькими фразами в день — я иногда просила её помочь с детьми. Женщина была немногословной, замкнутой и держалась в стороне. Я всегда удивлялась, почему рина Морроу выбрала её в горничные. Впрочем, руки у Бритты были ловкие, а прически и наряды хозяйки говорили сами за себя. Кроме того, похоже, она умела разбираться в людях. Каким-то образом, при всей своей деревенской простоватости, именно Бритта почувствовала во мне аристократку, а не представительницу среднего сословия. Это ощущалось в её отношении — она всегда обращалась ко мне на «вы».
— Бритта, рина Кэтрин сказала помочь тебе. Что мне делать?
— Я управлюсь сама, не стоит беспокоиться. Разве что вы можете расставить цветы в вазы, — не отвлекаясь от работы, буркнула Бритта.
Я огляделась по сторонам и увидела большую корзину со свежесрезанными розами. Что ж, это занятие действительно мне под силу. Я взяла один ослепительно белый цветок за длинный стебель и поднесла к лицу. Его аромат был восхитительным и будоражил воспоминания о детстве. Сад вокруг нашего родового поместья никогда не был до конца ухоженным: фигурно подстриженным газонам мать предпочитала естественную красоту. Розы не были её любимыми цветами; она всегда отдавала предпочтение полевым, которые, по её словам, обладали самым нежным ароматом. Однако розы были единственными садовыми цветами, чей запах у герцогини не вызывал головной боли, поэтому им позволяли расти. Часто, играя с сыном конюха, мы забирались в их колючие заросли.
Ой! Я укололась шипом и завороженно наблюдала, как на кончике указательного пальца появляется красная капля. Перевернула руку и проследила за полетом кровавой росинки в корзину с цветами: она попала на лепесток одной из роз, расплывшись по нему фигурным пятном. Красное на белом. Клякса напомнила мне очертания какого-то зверя. Наклонилась рассмотреть, но вздрогнула, услышав громкий голос Кэтрин, дающей указания кухарке. С усилием вернулась в реальность и, слизнув остатки крови с пальца, наконец, приступила
