– …атомные электростанции, военные базы. Академия ФБР, тренировочный лагерь ЦРУ, что ни для кого не является секретом, федеральный резервный банк. С новым губернатором у вас никаких проблем не возникнет. Она очень амбициозна и, сказать по правде, слишком увлечена вашингтонскими играми, чтобы проявлять интерес к тому, что творится у нас, – продолжал доктор Маркус ровным голосом с легким южным акцентом. Он явно стремился уверить Скарпетту, что никаких проблем возвращение в город, из которого ее изгнали пять лет назад, не вызовет и что на нее саму никто не обратит внимания. Кей вовсе не разделяла его уверенности, но думала в тот момент об Аспене и Бентоне, уехавшем туда без нее. Она думала о том, что у нее вдруг появилось свободное время и ничто не мешает взять еще одно дело.
И вот теперь Скарпетта медленно объезжает корпуса учреждения, которым руководила когда-то, в той жизни, с которой, казалось, покончено раз и навсегда. Клубы серой пыли поднимаются в воздух – это машины предпринимают очередной штурм старого здания, нападая на него, будто огромные желтые насекомые на труп поверженной добычи. Металлические лезвия и ковши глухо клацают, ударяя в бетон. Тяжело ворочаются грузовики и экскаваторы. Скрипят шины. Грохочут стальные ленты.
– Что ж, – говорит Скарпетта, – я рада, что вижу это. Но могли бы и предупредить.
Ее пассажир, Пит Марино, угрюмо и молча наблюдает за уничтожением приземистого, обветшалого здания, расположенного на крайней границе делового района города.
– И рада, что ты, капитан, тоже это видишь, – добавляет Кей, хотя Марино больше не капитан, но она все еще называет его так, что случается не часто, лишь в минуту особого расположения.
– Как раз то, что доктор прописал, – бормочет он привычным язвительным тоном. Этот тон для Пита то же самое, что нота «до» для пианино. – И ты права. Должны были предупредить. И сделать это должен был тот мудак, что занял твое место. Умоляет прилететь, хотя ты в Ричмонд пять лет нос не совала, а про то, что твою старую контору сносят к чертям, даже не заикается.
– Наверно, ему это и в голову не пришло.
– Хрен недомеренный, – ворчит Марино. – Он мне уже не нравится.
Сегодня утром на нем черные рабочие штаны, черные полицейские ботинки, черная виниловая куртка и бейсболка с надписью «УПЛА» – недвусмысленное грозное послание. Скарпетта понимает его решимость выглядеть чужаком, крутым парнем из большого города, демонстрирующим презрение к жителям этого упрямого городишки, которые оскорбляли Пита, указывали ему и вообще всячески третировали, когда он был здесь детективом. Марино редко приходит в голову, что когда его отчитывали, отстраняли, переводили или понижали, происходило это потому, что он того заслуживал, что обычно люди грубы с ним, когда он сам их провоцирует.
В темных очках и бейсболке Марино, на взгляд Кей, смотрится немного смешно и глупо. Она знает, как ненавидит он знаменитостей вообще и индустрию развлечений в частности, а также людей, включая копов, которые из кожи вон лезут, чтобы стать частью блестящего мира. Бейсболку ему подарила ее племянница Люси, недавно открывшая в Городе Ангелов – или Городе Падших Ангелов, как говорит Марино, – собственную фирму. Вот так он и возвращается в свой потерянный город Ричмонд, приняв образ того, кем на самом деле вовсе не является.
– Ха! – добавляет Марино задумчиво, понизив голос. – Вот тебе и Аспен. Накрылся. Бентон, наверно, рвет и мечет.
– Вообще-то он там работает, – отвечает Скарпетта. – Так что если я и задержусь на пару дней, это только к лучшему.
– На пару дней… Черта с два. За пару дней никогда ничего не сделаешь. Попомни мое слово, не видать тебе Аспена. А над чем он там работает?
– Бентон не сказал, а я не спрашивала, – говорит Кей, давая понять, что больше на эту тему разговаривать не намерена.
Марино умолкает ненадолго и смотрит в окно, и Скарпетта почти слышит, как он размышляет об их с Бентоном Уэсли отношениях. Она знает, что он думает об этом часто, едва ли не постоянно, и скорее всего неодобрительно. Он знает – только вот откуда? – что Кей отдалилась от Бентона, отдалилась физически после того, как они снова начали жить вместе, и ее злит и оскорбляет, что для Марино это не секрет.
– Просто позор, что так получилось, – снова заводит Марино. – Я бы на месте Бентона…
– Посмотри-ка лучше туда, – перебивает Скарпетта, указывая на здание, которое сносят на их глазах. – Раз уж мы здесь… – У нее нет ни малейшего желания говорить о Бентоне или Аспене, о том, почему она не там, с ним, и о том, на что это похоже или не похоже. Когда Бентон пропал, какая-то часть Кей умерла. Когда он вернулся, та ее часть не возродилась, а почему – ей и самой неведомо.
– Ну, наверно, его время пришло, – замечает Марино, глядя в окно. – Думаю, это все из-за «Амтрака».[1]Слышал что-то такое. Вроде бы им нужна новая стоянка, потому что они открывают новую станцию на Мейн-стрит. Не помню, кто говорил. Уже давно.
– Мог бы и предупредить, – укоряет его Скарпетта.
– Говорю же, давно это было. Я и забыл, от кого слышал.
– Скрыл от меня такую информацию.
Марино смотрит на нее.
– Ты не в духе, но я не обижаюсь. И я тебя предупреждал. Не надо было приезжать. И посмотри теперь, что тут творится. Все разбито и развалено. Плохой знак, если хочешь знать мое мнение. Сколько у тебя на спидометре? Мили две в час? Может, стоит прибавить?
– Я в нормальном настроении. Но мне не нравится, когда от меня что-то скрывают. – Кей поворачивает, по-прежнему не отрывая глаз от своего старого офиса.
– Говорю тебе, это плохой знак, – повторяет Марино, отворачиваясь к окну.
Скарпетта едет дальше на той же скорости, наблюдая за происходящим, смысл которого постепенно укладывается у нее в голове. Бывший офис главного судебно-медицинского эксперта уступает место парковочной площадке для возрожденной железнодорожной станции на Мейн-стрит, где никогда за те десять лет, что они с Марино работали и жили здесь, не ходили никакие поезда. Прежний вокзал, нескладное готическое сооружение из камня цвета несвежей крови, дремал многие годы, пока, подергавшись в предсмертных судорогах, не превратился в магазины, которые скоро закрылись, а потом в государственные учреждения, которые тоже не продержались долго. Его высокая часовая башня вечно высилась на горизонте, присматривая за железнодорожными переездами и выездами на автостраду 1–95 – нездорово-бледное лицо циферблата с застывшими во времени тонюсенькими стрелками.
Ричмонд жил и шел дальше без Кей. Вокзал на Мейн-стрит восстал из мертвых и перешел на службу к Амтраку. Часы заработали и вот уже показывают время – шестнадцать минут девятого. Все те годы, пока она сновала туда-сюда, заботясь о мертвых, они не работали, хотя и маячили постоянно в зеркале заднего вида. Жизнь в штате Виргиния продолжалась, и никому не было дела до Кей Скарпетты.
