деловую часть мистерии, характерные для китайского или индийского квартала.
Но, видимо, дело обстояло не так просто. Упитанные, с хорошо развитой мускулатурой, бритоголовые парни выглядели в подавляющем большинстве типичными англосаксами, да и девицы, невзирая на красную точку над бровями, меньше всего напоминали переселенок из Индостана.
Я решительно окунулся в сандаловый дым и примкнул к процессии, где разговорившись с одним весьма словоохотливым монахом, узнал, что собравшаяся на освящение храма толпа почти целиком состоит из студентов.
- Это у вас серьезно? - спросил я собеседника, старательно выкрикивавшего слоги очистительной мантры.
- Естественно, сэр, - скороговоркой бросил он в кратком перерыве. - У новой американской религии миллионы последователей.
Он так и сказал: «новая американская религия». Не больше и не меньше… «Новым» была в ней чудовищная эклектика, объединившая махаяну тибетского толка с вишнуизмом; «американским» - урбанистический антураж и сладкий запашок бензинной гари, явственно вплетавшийся в мистический аромат сандаловых курений.
Потом, уже по собственной инициативе, я посетил храм в честь ласкового индуистского бога Кришны и разговаривал с его адептами. Тоже бритоголовые, но с косичкой на темени на манер индокитайской секты хоа-хао, они носили белоснежные одежды, символизирующие чистоту и святость гималайских вершин, или желтые, как у буддистов, тоги.
Лиц с «ярко выраженным азиатским генотипом» (цитирую статью в «Нью-Йорк тайме», посвященную бунту молодежи и «контркультуре») в «Миссии Кришны» я тоже обнаружил очень немного. Разве что седобородый гуру с волосами до плеч, похожий на старого капитана Немо из фильма «Таинственный остров», был несомненным индийцем. Кастовый шнур подчеркивал его высокое брахманское происхождение, а в горящих глазах пряталась далекая от фанатизма снисходительная усмешка.
Он охотно прощал окружавшим его ученикам - брахмачаринам - невольные отступления от вед, одинаково священных для любой индуистской секты.
- В чем существо вашего учения? - спросил я. - Чем отличается оно от традиционного вишнуизма?
- «Те, которые, устремив свой ум на меня, всегда благозвучные, исполненные высшей веры, поклоняются мне, эти - по мысли моей - наиболее совершенны в единении», - многозначительно ответствовал он словами Кришны из «Бхагават Гиты».
Тибетский буддизм тоже обрел в Америке второе существование. Ныне в Скалистых горах строится монастырь по образцу знаменитых амдосских обителей, разоренных в ходе пресловутой «культурной революции» и прочих маоистских акций, направленных на искоренение уникальной культуры Тибета.
Едва ли эту разрушенную на наших глазах цивилизацию удастся возродить на почве чужой далекой страны, хоть ее горы, как и все горы на свете, чем-то напоминают легендарный Тибет.
Но тибетский религиозный опыт, который, если верить авторам журнала «Америка», «хорошо соответствует складу мышления американских интеллектуалов», привлек к себе многих видных представителей творческой интеллигенции из поколения «битников», баловавшихся в молодые годы дзэн-буддизмом. Таких, например, как прославивший наркотики своеобразный поэт Аллен Гинзберг, певец Боб Дилан или недавние кумиры молодежи - битлы. Более строгий в своих философских канонах, чем завоевавшие такую популярность эклектичные индуистские культы, тибетский ламаизм завоевал пальму первенства и среди все возрастающей армии любителей созерцания. Технике ламаистской медитации охотно обучают и в Колорадо, где находится основанный ламой Чогьямом Трунгпа институт Наропа, и в Беркли (Калифорния), в институте Найингма. Как писал Толстой, «все смешалось в доме Облонских».
В эпоху «креста и меча» жители покоренных земель насильно обращались колонизаторами в христианство. Европейские и американские миссии буквально наводнили Восток. Миссионеры с ухватками матерых разведчиков проникли в Японию, Бирму, Китай, в недоступные ранее долины Гималаев и тот же свято оберегаемый от иноземцев Тибет. После захвата португальцами Гоа католицизм начал бурно распространяться по заповедным дебрям Индостана, пока не встретился с протестантской волной, идущей из Бомбея и Калькутты - главных форпостов британской короны. Казалось, зародившееся в Западной Азии христианство овладеет всем миром, который кроили и перекраивали колониальные державы. Но древние боги Индостана, успевшие за сотни лет проникнуть далеко в Центральную и Восточную Азию, выжили. Ныне, кажется, наступил черед своего рода «реконкисты». При отсутствии какого бы то ни было противодействия основные религии Востока - индуизм и буддизм - начинают распространяться на Запад.
Корни наблюдаемого ныне феномена много глубже и разветвленнее, чем может показаться при поверхностном взгляде. Этот феномен едва ли удастся понять без всестороннего исследования современного общественного сознания, без глубокого осмысления сокровенной сущности самих восточных вероучений. Иначе не избежать примитивных, а потому и неверных выводов. Ни тяготение к экзотике,, ни извращения и капризы моды, ни даже целенаправленная деятельность пропагандистских служб были бы не в состоянии совершить столь внезапный и резкий поворот в духовной жизни некоторых слоев населения промышленно развитых стран. Понадобилось совпадение самых разнородных пиков сейсмических волн современности: экономический спад, позорная война во Вьетнаме, постоянно растущие в обществе отчужденность и стресс, чтобы случайно или осознанно зароненные семена дали такие всходы. Разумеется, далеко не последнюю роль сыграла тут и гуманистическая начинка древнебуддийских и индуистских легенд, которой заполняют духовный вакуум в раздираемом противоречиями капиталистическом мире, где многие моральные ценности претерпели чудовищную девальвацию, куда большую, чем даже фунт или доллар, считавшиеся когда-то эталоном незыблемости.
Разумеется, нельзя недооценивать и личный «магнетизм» некоторых проповедников. В толпе наводнивших Америку шарлатанов попадаются и незаурядные личности, прошедшие высокую школу гипноза. Кроме кришнаистов, буддистов-тантриков и последователей буддийской секты дзэн в стране действуют секты «черных мусульман», почитающих персидского «пророка» Бахуллу, и буддистов японского толка школы ничирен шошу, известной на дальневосточной родине как сока гаккай. Десятки тысяч последователей снискал себе культ иранской разновидности йоги Мехер-баба, не меньшее число молодых американцев ищут ответа на все жизненные вопросы в древнекитайской гадательной «Книге перемен» (И-цзин) или исповедуют «сайентологию» - эклектичное «религиозное постижение», ничего общего со словом «сайенс», то есть «наука», не имеющее, разработанное неким Роном Хаббардом, бывшим капитаном дальнего плавания и автором второразрядной фантастики. В известной клинике Менинджера, специализирующейся на «биологическом возврате вспять», регулярно проводятся опыты по парапсихологии и психоделии.
В работе «Стремление к самопознанию» американский социолог Сэм Кин пытается дать анализ столь неожиданного пробуждения интереса к восточному мистицизму.
«Минувшее десятилетие шестидесятых годов ознаменовалось в Америке зарождением нового духа, новых форм бытия, нового взгляда на мир, нового понимания природы и глубин человеческого сознания. Мы до сих пор стараемся распознать и понять это явление. Современные социологи резко расходятся друг с другом в интерпретации его значения. Для тех, кто к этому феномену относится с симпатией, это революция сознания, новое раскрытие целостного «Я», заря века Водолея, рождение контркультуры, новое пробуждение и проявление духовного потенциала человека. Критики же называют его психозом самолюбования, «созерцанием собственного пупа», безрассудным бегством в эмоции, рождением поколения эгоцентриков, мистическим уходом в
