пригодится.
От этих слов щёки вспыхивают огнём, а я начинаю пятиться. Только сейчас соображаю, что тишина была в моей голове. Ректор спокойно продолжает речь, не обращая никакого внимания на цирк под своим носом, а другие студенты перекидываются шепотками и даже пытаются снимать на телефон. Но никто — никто! — не спешит на помощь. Жаль, что Чипа и Дейла не существует, они бы прилетели и показали охреневшему парню, где раки зимуют!
Бороться бесполезно, и я просто отхожу к окну, прислонившись к подоконнику. Надеюсь, вступительное слово не будет чересчур длинным. Прислушиваюсь к голосу на сцене, он как раз вещает про ремонты в корпусах, новое оборудование и введение новых дисциплин. Это, конечно, очень интересно, но, судя по всему, в зале сейчас находятся разные курсы и специальности. Аня точно есть, а она с факультета рекламы.
И эти хамы-переростки на первокурсников не похожи.
Ректор всё говорит и говорит, а я всё жду и жду, когда же слова у него закончатся. Просто после общего собрания нас отправят по аудиториям для знакомства с кураторами, и всё повторится вновь. Аня нам успела рассказать примерный сценарий, когда мы до блеска натирали окно.
Ну, что я говорила?
Заключительными аккордами прозвучало приглашение разойтись по группам для решения первоочередных организационных вопросов. Чтобы не толкаться в потоке спешащих студентов, продолжаю стоять на своем месте. Нога, конечно, затекла и я как можно незаметнее её разминаю. Заодно жду Ларису, которую амбал, сидящий с ней рядом, не выпускает. Ларка краснеет, а эти три придурка только ржут над её смущением. Уже хочу вмешаться, привлечь внимание громким возгласом, но брюнет с растрёпанной челкой вдруг щёлкает подругу по носу.
— Увидимся, четырехглазая.
Верх цинизма! Я задыхаюсь от возмущения! В начальной школе у нас тоже дети смеялись, когда одноклассница пришла в очках. Но учительница объяснила, что нельзя высмеивать недостатки — человек не виноват в проблемах со здоровьем. Указывать на это — унижать в первую очередь себя самого.
— Не обижайся, Лар, — произношу громко и чётко. — В некоторых не заложено природой чувства такта. И очки тебе идут.
Шумкова делает огромные глаза и улыбается.
— Пойдём отсюда поскорее, а? Мне срочно надо успокоиться. — И шёпотом добавляет: — Не могу находиться рядом с ними. Мне страшно.
Я её хорошо понимаю, поэтому мы быстро вливаемся в поток, чтобы покинуть зал, оставляя бестактных аборигенов где-то за спинами.
— Болит?
— Терпимо.
— Я вообще в шоке. И все молча проглотили их хамство. Конечно, сынок ректора. Ты видела, он и бровью не повёл, хотя под носом же были⁈ Полный пипец.
— Ректора? Один из них? Шутишь?
— Тот, который тебя вытащил. Я так испугалась, что он уронит! Ты бы видела его лицо!
К сожалению, видела. Парня аж скрючило от брезгливости, когда он прикоснулся к моей одежде. Не привык, наверное, касаться вещей из обычных масс-маркетов. Ничего, ему полезно: лишний раз руки помоет, чище станет.
Глава 3
Юля
— Юль, ты ненормальная. Занять места святой троицы… надо уметь так вляпаться.
Веду плечом, сбрасывая Анину руку. Она ждала нас в коридоре около зала.
— Они не подписаны были, места эти. И вообще, надо раньше приходить было.
Блин! Да это смешно! Из—за какого—то кресла один урод нахамил, а соседка по комнате с подругой теперь качают головами. Культ сыночка ректора? Я на это не подписывалась.
— Давайте замнём, а? Ничего же страшного не случилось, правда?
Лариса соглашается, а вот на лице Анны сомнение.
— Ань, я всего лишь села на свободное место, — пытаюсь донести простую истину.
— Ты не понимаешь. Он обратил на тебя внимание. Сам Рома!
— Ага. И произносить имя с придыханием и благоговением? Он наглый и невоспитанный нахал, решивший, что ему всё можно. Ты фильмов не смотрела что ли? Ходят такие, которым всё типа можно, а потом рыдают в тёмном углу, потому что на каждую силу находится другая сила.
— Ты потише… — начинает Лариска, но, кажется поздно.
— Чё тут вякаешь, убогая?
Закатываю глаза и разворачиваюсь к внешнему раздражителю.
— По себе других не судят. Слышал такое? Или самолюбование отнимает всё свободное время? — Демонстративно громко фыркаю и подхватываю красную Лариску под локоть. — Пойдём. Нам ещё свою аудиторию найти надо.
На поиски уходит много времени: здание огромное, ещё и несколько корпусов. Хоть бы кто-нибудь умный сделал пометку, что аудитории с одним и тем же номером могут находиться в разных зданиях! Это верх издевательства над студентами! Такие мысли нам посещают с Шумковой, пока дружно бежим по улице к нужной нам кафедре. Не знаю, сколько времени понадобиться, чтобы всё выучить.
Успеваем буквально впритык перед звонком. Заскакиваем в аудиторию и, не глядя, поднимаемся наверх, к свободным партам. Впереди заняты все столы.
Усаживаемся ближе к окну и шёпотом переговариваемся, обсуждая план-минимум: доехать до гипера и выбрать обои, клей и мелочь для нашего а-ля косметического ремонта.
— Ещё бы набор инструментов. Дверцу в шкафу подтянуть, у стола ящик болтается.
— Можно кого-нибудь из парней будет попросить.
— Кого? — Иронично приподнимаю бровь. Много ты уже парней знаешь, чтобы обращаться к ним с просьбами?
— Я нет, но Аня наверняка же может своих попросить? Она вон, какая красотка!
Это да. Таран очень красивая и эффектная девушка: светлые длинные волосы, немного раскосые глаза и пухлые губы. И фигурка у нее — закачаешься! Это не я — метр в прыжке и то с кепкой.
Уже открываю рот, чтобы ответить, но так и замираю. В аудиторию заходит молодой мужчина невероятной внешности. Судя по реакции Ларисы, я не одна подзависла. Шатен среднего роста, на вид лет тридцати или меньше. Аккуратная щетина подчеркивает высокие скулы. А фигура… Батюшки! Белое поло облегает накаченные мышцы рук, в которых он держит объемную папку.
— Это наш куратор? Офигеть!
— Тише, — дергаю подругу. — Услышит.
— Да пофиг. Пусть слышит. Ему можно.
Ну да, я с ней согласна. Если такие преподаватели будут читать, женская часть групп точно будет ходить в отличницах! Я хоть и не заинтересована во флирте, но эстетическое удовольствие никто ж не отменял?
— Всем добрый день! Меня зовут Альберт Игоревич Сычёв, я ваш куратор. У вашего потока я буду вести философию.
Открываю тетрадь и размашисто записываю имя. Обвожу несколько раз, повторяя про себя. У красивого мужчины красивое имя. Даже жалею пару секундочек, что я всего лишь студентка. А потом записываю требования этого изверга и перестаю жалеть.
Ладно, посещаемость, это понятно. Но доклады, групповые работы, дискуссии… зачем⁈ Мы пришли природу защищать, а не про материи и высший разум беседы вести.
— Жееесть. — Лариска возмущена не меньше моего. — Двадцать минут, а я уже устала учиться.
Она как-то неловко машет рукой и сбивает мою сумку, стоящую на самом краю стола.
— Извините, — пищу и сползаю, чтобы собрать содержимое. Это надо быть такой вороной, чтобы забыть застегнуть. — Прости, ты не могла бы убрать ногу? — Обращаюсь к впереди сидящей одногруппнице, около туфли которой оказался мой бальзам для губ.
Она переводит на меня взгляд и специально — я же вижу! — надавливает толстым каблуком на тюбик.
— Дура! — Констатирую громким шёпотом, но в этот момент, как назло, все замолкают, и мой голос разносится по всей аудитории.
— Что Вы сказали? Девушка, я к Вам обращаюсь.
Делать нечего. Выпрямляюсь во весь рост и медленно поворачиваюсь к преподавательскому столу.
— Мне показалось, Альберт Игоревич, что я увидела слиток металла, имеющего форму бруска. — Если не сдаваться, то не сдаваться, верно? А учитывая, кем работал мой отец… Про металлургию я знаю много.
— Показалось, значит? Может, солнце слишком ярко светит? Студентка, эээ…
— Сахарова.
Куратор пробегается по списку.
— Юлия Сахарова, значит? Так что же, Юлия, могло вызвать у Вас такое странное видение?
— Вероятнее всего, некоторые эмоции не были пережиты в критической ситуации, и внешний раздражитель спровоцировал непроизвольное мысленное возвращение…
Начинаю нести какую-то ахинею, и благодарю всех богов философии (или кому они там поклонялись), когда Сычёв прерывает мой бред.
— Отлично. Об этом Вы нам расскажете на следующем занятии. Трёх дней хватит, думаю, подготовиться. Вы, судя по всему, прекрасно владеете темой. А теперь займите своё место и записывайте.
Смотрю за злосчастную раздавленную помадку и закусываю губу. Мне не жалко недорогую вещь. Мне жалко того, что это был подарок моей маленькой племяшки. Она купила мне её перед
