огромным своим столом и, как ребенок фантики, перебирал кальки. Слабый румянец играл на щеках.
Что-то с ним творилось последнее время. Тяжеловатая набряклость обозначилась под глазами. В крупных мужчинах меланхолия особенно заметна.
— Постой, — сказал он, морщась от досады, что не может вспомнить. — Постой, зачем-то ты мне нужен был? Ах да, — тут он совсем очнулся. — А впрочем, так, пустяки, ничего…
НЕСЧАСТЛИВАЯ СКАМЕЙКА
— Здравствуйте, Ольга Максимовна, — сказал я.
— О, Валерий Викторович. Сколько зим, сколько лет.
— Неправда, — сказал я. — Лето только кончилось. И до зимы еще далеко.
— Извини, я неточно выразилась.
— Я чего звоню, — сказал я. — К вам в терапию недавно старушку привезли. Ты бы не могла поинтересоваться, что с ней?
— Конечно, узнаю. Фамилия?
— Что? Ах, ну да, фамилия… Слушай, я узнаю и подскочу, поговорим.
Дежурному старику на входе мое лицо должно бы примелькаться, однако он каждый раз, растопырив руки и кряхтя, кидается преграждать дорогу.
— Врач назначил, — не замедляя шага, бросаю я.
— Не шумите! Тихий час! — кричит он вдогонку.
В вестибюле прохлада, фикусы, больничный строгий неуют и запах — лекарств, чистоты, притаившегося страха…
В ординаторской Галочка и Света фасовали лекарства для раздачи.
— А где Ольга Максимовна? — спросил я.
— Суббота — день короткий, — весело отозвалась Галочка. Она точно и ловко отправляла таблетки в отсеки неглубокого пластмассового ящичка. Так, не глядя, опытные игроки сдают карты.
— Ты кстати заглянул, — сказала Света. Ее движения были куда медленней, автоматизм еще не выработался. — Тут больной один жалуется, матрац сполз. А у нас сил не хватает подтянуть.
Мужчина был грузный и лысый. Живот у него раздулся, одеяла хватило лишь по щиколотку. Когда мы вошли, он беспокойно завозился.
— Больной, вам нельзя шевелиться, — строго сказала Света.
Мужчина таращил на нее глаза и ничего не говорил. Я вспомнил об отце, но отогнал эти мысли.
Мы с двух сторон взялись за матрац и подтянули мужика повыше.
— Хороший из тебя санитар получится, — сказала Света.
— А куда она поехала? — спросил я.
Светка пожала плечами.
Галочка тем временем закончила с лекарствами и читала.
— В рабочее время, — пристыдил я ее.
Она молча показала обложку: «Хирургия».
— Пардон, — сказал я. — Беру свои обвинения назад. Я почему Ольгу Максимовну ищу? Она мне насчет старушки одной разузнать обещала. В терапии лежит.
Галочка укоризненно посмотрела большими черными глазами.
— Серьезно, — сказал я.
— Мы без врача не имеем права сведений давать. Еще перепутаем, — сказала Галочка.
— Ну вот, вынуждаешь меня к Ольге Максимовне домой ехать.
— Болтушка. — Галочка снова уткнулась в книгу.
— Если бы у вас о сотрудниках заботились и обеспечивали их телефонами, я бы ей не досаждал. А так вот приходится.
Света зевнула и прикрыла рот ладошкой.
— Мне кефир разносить. Помоги, а?
— Ну вы уж совсем, — сказал я. — Я вот Ольге расскажу. Работнички.
В автобусе удалось занять место с теневой стороны и даже у окна. Окно, правда, не открывалось. Достал газету, но раскрыть не успел, автобус повернул, солнце ослепило и пошло жарить. Я расстегнул рубашку, заслонился газетой.
Сосед дремал, положив руки на спинку переднего сиденья. Очнулся, поднял голову и спросил:
— А сколько в Нуёрке населения?
— Не знаю, — пожал я плечами.
— На прошлой неделе по телевизору говорили… Каждую минуту там пацан рождается. А Форд каждую минуту выпускает два автомобиля. Вот я и думаю, скоро машин больше, чем людей, будет.
От автобусной остановки вела к ее дому через пустырь протоптанная дорожка. Повсюду валялись остатки стройматериалов: битый кирпич, обрезки труб, раскрошившиеся железобетонные плиты. Кое-где травка начинала пробиваться, подорожник.
Солнце глянцево отражалось в окнах новеньких домов.
Я свернул с тропинки. На краю пустыря был овраг, по дну его бежал от фабрики спортинвентаря мутный мыльный ручей. Над оврагом стоял когда-то деревянный дом. Теперь лишь красный остов прямоугольной рамой лежал на земле. И ограду снесли, а сад пожалели.
Земля здесь мягкая, ухоженная, пружинит под ногами.
Я посидел на кирпичном остове, покурил. Свежестью и прохладой веяло от деревьев. Как на даче.
Едва вышел из лифта, Чапа залился лаем. Узнал. Я подошел к двери. Позвонил. Никого.
— Чапа, Чапа, — сказал я. — А где же твоя хозяйка?
Он заскулил.
— Не грусти, я сейчас вернусь, — пообещал я.
Он тявкнул отрывисто, обиженно.
Я сходил в универсам неподалеку, купил Чапе суповой набор. Встал в очередь к телефону-автомату.
Дед долго не снимал трубку. Я уж решил, его нет. Наконец прорезался торжественный и громкий, будто дед перед большим стечением народа выступал, голос:
— Кто это? Кто это? Я слушаю.
— Это я, Валера, — крикнул я.
— Кого?
— Дедушка, это я, Валерий!
— У нас таких нет, — сказал дед.
Я набрал в легкие побольше воздуха:
— Это твой внук!
— Не могу вам сказать, — и повесил трубку.
Попытался еще разок.
— Извините, я плохо слышу, — сказал дед.
— Да это я, Валера, — выходя из себя и одновременно жалея деда, крикнул я.
— Я таких не знаю, — печально сказал дед.
И снова короткие гудки.
Чапа прямо зашелся в лае, когда я вышел из лифта. Учуял гостинец.
— Чапа, прекрати, — крикнула Ольга.
— А нос-то, как нос обгорел, — перебил ее мужской голос.
Я нажал кнопку звонка.
В квартире наступила тишина. Только Чапа, повизгивая, скребся в дверь. Я еще раз позвонил. Еще и еще раз.
В голове слегка помутилось, как после донорского пункта.
Спустился вниз и сел на скамеечке под козырьком подъезда. Старуха с опухшим, морщинистым лицом тяжело опустилась рядом. От соседства мне стало совсем муторно.
Я снова поднялся на пятый этаж. Снова позвонил.
Чапа залаял, но издали — видно, его заперли в кухне.
Старуха сидела, не уходила.
— А где ребеночек ваш? — спросила она.
— Какой ребеночек?
— Вы ведь здесь живете? Нет? Ах извините, обозналась.
Я как бы оглох. То, что творилось внутри, было гораздо сильней, громче всего извне. И как-то нужно было из этого состояния выкарабкаться.
— Я приезжий, — сказал я. — К другу зашел. А его нет.
— Тут молодой человек один очень на вас похож. С колясочкой все гуляет. У вас тоже детишки есть?
— Нет, — сказал я.
— Ну, будут. Несчастливая эта скамейка, — старуха костяшками постучала по деревянным брускам. — Все время кто-нибудь сидит и дождаться не может. На той неделе муж с женой целый день кого-то караулили. Тоже приезжие. Так и ушли.
«Я-то дождусь», — подумал я.
Старуха исчезла, двое ребят плюхнулись рядом.
— Ну, молодцы наши, — заговорили они вроде бы между собой, но поглядывая в мою сторону.
— Молодцы, молодцы. Во всех заплывах победили…
— Жаль, не видел, — сказал я.
— Вечером будут повторять.
Он вышел, когда начали загораться окна. Я сразу
