аккуратненько развернулся, быстро выскочил на дорогу и вмиг домчал притихших куриц до дома, трах-тибидох два раза его, культуры. Они мигом выскочили, отряхнулись, как после акта спонтанной любви с петухом в курятнике, облегчённо вздохнули, разрумянились, разулыбались. В ответ на неловкость, дабы замять инцидент, я погрузился в дебри куртуазного маньеризма.
— Сударыня! — возопил я почти на полном серьёзе. — Поцелуй в грудь, выглядел бы, на данном этапе развития отношений, необоснованным намёком на предложение интимной близости! Позвольте испробовать поцелуй в руку? Надеюсь, это невинное проявление чувств, подчеркнёт чистоту моих намерений!
— Чиво? — возмущённо спросила Ксюха. — Это чо, я должна целовать тебя в руку?!
— Ну, что вы, барышня!.. Ксюш, идите уже, никто никому ничего не должен! — обречённо, но с облегчением махнул рукой я.
История бы этим закончилась, но персонажи были неординарные, и судьба предоставила им ещё несколько секунд славы. Через некоторое время до меня дошли слухи, что обычный поход в кино, стал очень необыкновенным событием. Киномеханик, и так еле выживающий на грани закрытия показа искусства населению, из-за единственного утреннего зрителя хотел отменить сеанс, но тут раздался вой пока ещё детской сирены и постреливание холостыми из взрослой гаубицы. Легче было отсидеться семьдесят минут в блиндаже кинобудки, чем очищаться потом двое суток от последствий навозной бомбы. Через полчаса, когда немногочисленная публика в лице одной дурочки осознала, что никто больше не придёт и не оценит, как она звездит здесь в новом платье и роскошных бантах, раздались всхлипывания, а затем громкий рёв. Мать ворвалась в зал и выволокла дочь прежде, чем та взорвалась истерикой. Механик закрыл будку, перекрестился и ушёл принять граммов триста успокоительного.