сухой и накатанный Западный тракт и могли бы ехать значительно быстрее, только вот все фермеры графства, собиравшиеся посетить столицу в этом году, по-видимому, решили присоединиться к нам. Отец не возражал: на дорогах стало неспокойно, а присутствие графских гвардейцев гарантировало людям безопасность. Три десятка повозок неторопливо катили по дороге, и я лишь уповал на то, что заночуем мы все-таки под крышей.
К вечеру заметно похолодало, из падей и овражков выполз туман и я облегченно вздохнул, когда различил впереди огни местечка под названием Горелое. Селение вольготно растянулось вдоль тракта, а проезжающие были, безусловно, главным источником доходов местных жителей — на каждые пять домов тут приходилось три постоялых двора. Продрогшие возницы оживились и защелкали бичами, колонна распалась — сопровождающая графа челядь свернула к гостеприимно распахнутым воротам лучшего в Горелом трактира, а прочие покатили дальше, ища место подешевле.
Конюхи взялись устраивать лошадей, гвардейцы и слуги с шумом рассыпались по двору, ко мне, распихав суетящихся людей, протолкался сержант Дюрок.
— Видели, сэр? — он кивнул.
Я давно заметил в углу двора большой добротный фургон.
— Какой-то купец?
— Как же! Они заняли одну из наших комнат, хозяин сейчас объясняется с милордом.
Слишком нагло для купца, вот что я скажу!
Хозяину, надувшему отца, можно было только посочувствовать. С мыслью о тепле и ужине, я заспешил внутрь. Граф был в общей зале, и мне удалось заметить бледного трактирщика, прошмыгнувшего на кухню. Отец был напряжен и мрачен.
— Мы встретили епископа?
Он не ответил на шутку.
— Гораздо хуже. Это проклятый колдун.
Я едва удержался, чтобы не присвистнуть.
— Маг?
— Зеленой Гильдии, прямо из Гильд-Холла, ко двору короля Родерика.
— У нас будет попутчик?
— Надеюсь, нет.
Нелюбовь графа Икторна к волшебникам давно стала чем-то вроде закона природы, у нас в замке я ни разу не видел даже бродячих фокусников, не то, что мага из Гильдии. Я удавил улыбку: отец под одной крышей с дипломированным магом!
Назревала буря.
До ужина гильдиец не показывался, но я пару раз видел мрачного темноволосого верзилу при мече, должно быть Стража. Гвардейцы его не задирали, он их игнорировал — репутация Стражей отваживала шутников. Прислуга болтала, что маг приехал прошлой ночью, сам — в крови, с ним еще четверо, из них двое — раненные.
Это не походило на путешествие гильдейского волшебника, как я его себе представлял. На пути в комнаты я столкнулся со вторым Стражем — седеющем мужчиной средних лет, выносящим таз с окровавленными бинтами. Черти что на дорогах творится! Сам маг появился только к ужину, спустившись сразу в общую залу, почти целиком занятую нашими людьми. За длинным столом глушили пиво гвардейцы, тщась изобразить перед отцом цивилизованное общество, впрочем, без особого успеха. Вдруг их гомон стыдливо затих. Сам я сидел к дверям спиной и налегал на тушеную баранину, когда меня внезапно окатило знакомое ощущение Силы.
Да, знакомое. Искристый холодок, пронизывающий спину, покалывающий ладони. В моей памяти это ощущение навсегда связано с запахом прелой листвы, светом летнего полдня, журчанием воды на дне глубокого оврага и вкусом дикой сливы.
Мне было двенадцать. Устав от поучений мастера Горича, я удрал туда, в глубокий овраг, поросший терном и ежевикой, за старым фамильным кладбищем с крохотной часовней. Здесь никогда не корчевали кусты, здесь отказывались пастись овцы, здесь водились лисы и кролики, и бесчисленные птицы выводили своих птенцов.
Забраться туда по узким тропкам, проложенным зверями под сводами ежевичных побегов, мог только заигравшийся ребенок. Наевшись до отвала терпких ягод, я отправился исследовать этот заповедный край и спустился до самого дна оврага, туда, где с глиняных склонов сочилась влага, и крохотные ручейки стекали в осоку.
Сквозь переплетение ивняка журчала кристально чистая и обжигающе холодная речка.
Летний зной и поющая вода сделали свое дело — я заснул на устланной прошлогодними листьями земле, а когда проснулся, увидел прямо перед собой низкую каменную арку, высотой едва ли в мой рост. Она была наполовину занесена ветками, листвой и всяческим мусором. Ведомый неистребимым любопытством я протиснулся в узкий лаз и замер пораженный контрастом: под землей царил влажный холод и тишина — редкие удары капель и больше ни звука. И что-то еще, искристый холодок, пробирающий до костей, заставляющий волосы на затылке шевелиться. Широко открыв глаза, я сделал несколько шагов навстречу бархатистой тьме.
— Что-то ищешь? — беззвучно спросил кто-то.
Путь домой не остался в моей памяти — я примчался в замок растрепанный и исцарапанный, насмерть перепугав челядь диким взглядом и невнятной речью. Быстро сориентировавшись, мастер Горич выгнал всех, напоил меня коньяком, завернул в плед и долго носил на руках, пока я не перестал трястись и не заснул. Утром я не мог точно описать происшедшее — все стояло перед глазами, но слова на язык не шли. Домашние сошлись на том, что в овраге меря напугал какой-то зверь или бродяга, а мне ночами еще долго снились подземелья.
Меня необъяснимо тянуло в это место. Наверно, я был слишком глуп, чтобы испугаться по-настоящему. Вообразив себя черти кем и вооружившись свечкой, я принялся исследовать подземный лабиринт. Дело кончилось вполне предсказуемо — однажды я заблудился в бесконечных переходах, лишь наполовину искусственных, на разных уровнях простирающихся вглубь земли.
Он появился, когда погасла свеча, и вывел меня, хлюпающего и продрогшего, к дверям винного погреба, расположенного в подвале замка. Он был ехиден, но снисходителен, насколько может быть снисходителен Крабат из Подземелья — наш фамильный призрак. С его приходом тьма наполнилась таинственным потусторонним мерцанием, в котором парила бесформенная тень пришельца из-за Грани — черная на черном. Как зачарованный, я следовал за ней по извилистым проходам, искренне наслаждаясь жутковатым приключением.
Много лет спустя я спросил Крабата, на фига ему сдался какой-то потерявшийся шпаненок, пусть даже и наследник хозяина замка. Он обшипел меня, обвинил в неблагодарности за спасенную жизнь и предложил немедленно исправить упущение.
Более я об том не заикался. Шесть лет — почти треть жизни — я гордо владел страшной Тайной, какую не откроешь даже самому лучшему другу. Сушеные жабы кузена Кристофа по сравнению с этим были просто смешны. Учитывая, что в окружении отца было модно держать колдунов за придурков, Крабат стал единственной причиной, по которой я почтительно отношусь к магии любого рода.
А магом оказался худощавый пожилой мужчина, с благородной сединой в волосах и курчавой бородкой, одетый на манер преуспевающего купца. Никаких атрибутов волшебника — мантии, посоха, остроконечной шляпы — не было в помине, он заговорил первый и говорил
