об этом заранее, да и в школе им твердили: «всегда надо быть готовым к тому, что произойдет дальше».
Вдруг девочка вспомнила дедушкины слова, которые он частенько повторял, когда они ходили на прогулки вдвоем – на «тыияшки», как он их называл. На прогулке дедушка передвигался мучительно медленно и то и дело останавливался, чтобы посмотреть на небо – очень любил наблюдать за бегущими по нему облаками. Так вот, тогда дедушка не раз говорил внучке: «Видишь, облака никогда никуда не спешат, но неизменно прибывают туда, куда направляются. Так почему же мы, люди, должны спешить и суетиться?» Коа не соглашалась с этими, как ей казалось, нелепыми высказываниями, считая их фантазиями дряхлеющего разума. Но она всегда очень скучала по тем дорогим моментам и вспоминала их с огромной любовью.
На самом деле в опоздании на первый поезд ничего страшного не было. Следующий – всего через несколько минут и тоже довезет почти до самой больницы. Коа в любом случае успевала навестить деда. Но для девочки все это не имело значения – для нее не было ничего важнее эффективности. Посещения в больнице начинались в семь утра, и Коа очень гордилась тем, что всегда первой входила в вестибюль. Порой другие постоянные посетители, хорошо ее знавшие, пропускали девочку вне очереди, будто потакая ее честолюбию.
Когда Коа добежала до станции, поезд уже стоял на платформе, готовый вот-вот тронуться. Чтобы девочка успела сесть, отправление задержали на несколько секунд. Такие проявления доброты помогали ей унять волнение и делали предстоящее путешествие намного приятнее. Поднимаясь на последнюю ступеньку платформы, девочка на мгновение замешкалась, чтобы наглухо застегнуть куртку: нередко по вагону гулял сквозняк, врываясь через щели в окнах. До города ехать было ровно два часа и две минуты, и все это время Коа смотрела, как за стеклом проносился мир: бесконечные бетонные монолиты и высоченные башни небоскребов, у подножий которых суетились едва заметные люди-муравьишки. Ей очень нравилось это время, и иногда она втайне желала, чтобы поездка никогда не кончалась. Ничего быстрее она в жизни не делала – и когда дедушка выздоровеет и вернется домой, не видать ей больше таких приключений.
Поезда считались символом эффективности, а поскольку все теперь управлялось при помощи цифровых технологий, ошибки из-за человеческого фактора совершенно исключались. Это правило ввели задолго до появления Коа на свет. Оно было призвано сделать так, чтобы милые приятности прошлого ни в коем случае не мешали прогрессу будущего. Детство перестало быть порой фантазий и беззаботности и превратилось в четкую последовательную программу эффективной подготовки к взрослой жизни. А сама жизнь обернулась упорядоченным графиком прогресса и технологий. То, что считалось непродуктивным, отошло в прошлое: парки, детские площадки, бумажные книги, вязание и поп-музыка. Все это, как и многое другое, более не допускалось. Людям строго-настрого предписывалось навсегда забыть о любой деятельности ради смутных сантиментов, или ностальгических эмоций, или просто ради удовольствия. Конкретные впечатляющие результаты – вот что важно. Ценно лишь то, что можно смоделировать, оцифровать, преобразовать в навыки, необходимые в мире высоких технологий, – ничего другого человеку не нужно. Единственным приоритетом в жизни стал успех, а на смену старым привычкам и предметам пришли телефоны, сверхскоростные поезда, говорящие планшеты и виртуальная реальность. Коротко говоря, жизнь потребовала эффективности, а не опыта. Надежда тоже стала пережитком прошлого – основанным на пустых желаниях видением будущего, принадлежащим ушедшей эпохе.
«Бип-бип-бип. Наш поезд прибывает в центр города», – объявил знакомый автоматический голос по громкой связи. Поезд замедлил ход и остановился. «Хорошего дня, мисс Коа», – произнесли раздвижные двери, исчезая в расселине, отделяющей тишину и покой вагона от внешней суматохи. «Спасибо, Макс. Спасибо, Мими», – только и успела ответить девочка, прежде чем они совсем исчезли из виду. Коа встала с сиденья, одернула платье и вышла на платформу. Реальность вернулась и поглотила ее целиком.
Девочка посмотрела на часы: без пяти семь. Она успевает. Нырнув в море скопившихся на платформе пассажиров, она двинулась вместе с ними на улицу и дальше, к дверям больницы. Тик-так, тик-так, тик-так. Ровно в семь Коа вошла в вестибюль. «Первая, как обычно. Молодец, мисс Коа», – похвалили ее цифровые часы на стойке регистрации. Она была на месте.
Миновав вестибюль, Коа направилась по коридору к лифту. Зайдя внутрь, выбрала этаж, и лифт поехал вверх. Через восемь этажей двери раскрылись, и девочка оказалась в отделении для выздоравливающих. Воздух в больнице, как всегда, был чуть ли не осязаемым, плотным, полнился воспоминаниями о прошлом. Коа подошла к палате № 409. Дверь была закрыта, но через маленькое вертикальное оконце девочка увидела, что дедушка уже проснулся и с нетерпением ждет прихода внучки.
– Здравствуй, дедуля, – сказала она.
Дедушка радостно улыбнулся. Он явно был в настроении, хоть и тяжело дышал и вообще сильно ослабел.
– Привет, моя дорогая Коа. Какая же ты у меня красивая, прямо как теплое солнышко. Вот ты вошла, и словно свет зажгли, и в сердце моем полно любви, когда я смотрю на тебя своими стареющими глазами.
Дедушкины комплименты обычно казались Коа слишком витиеватыми и очень ее смущали. Он говорил предложениями, а не словами – наглядное проявление неэффективности старости. Но она так сильно его любила.
А дедушка тем временем продолжал:
– Спасибо, что и сегодня приехала меня навестить. Я всю неделю ждал нашей встречи и очень надеялся, что ты приедешь и мы побудем вместе.
– А зачем тебе вообще нужно было надеяться, дедушка? Сегодня же понедельник. Я ведь всегда приезжаю по понедельникам. Так с чего бы мне не навестить тебя и сегодня? – ответила Коа.
Дедушка понимающе улыбнулся. Он встретил уже множество закатов на этой больничной койке, и гораздо, гораздо больше – за всю жизнь. Он наблюдал, как мир усиливал хватку над будущим его детей и внуков, убеждая их в том, что жизнь измеряется исключительно реальными делами и достижениями, что она есть эволюция бинарной категории успеха. Но его стареющая душа этого не принимала, и, как многие заблудшие представители его поколения, он все еще доблестно противостоял нарастающим волнам перемен.
– А могу ли я кое-что у тебя узнать, моя милая Коа? – спросил он.
– Конечно, дедушка, – ответила внучка.
– Что тебе известно о бумаге?
Девочка ответила без заминки:
– Да очень много! Я прочитала об этом кучу книг в цифровой библиотеке в нашей школе и видела фото древнего бумажного свитка в музее, когда наш класс водили туда в прошлом году, – и, не переводя духа, продолжила: – В старину вы использовали бумагу, чтобы посылать сообщения другим людям, – примерно как мы сегодня отправляем их по телефону, только намного медленнее. – Она рассмеялась. – А в
