а затем в ее глазах отражается понимание.
— Ты продаешь одежду?
Я осматриваю грязную рубашку на ее плечах, и брюки, натянутые поверх сапог.
— Да, и тебе она явно не помешала бы, — провожу рукой по ее рукаву, чувствуя, как грубая ткань трется об ее кожу. — Нет, так не годится.
— Сейчас моя главная задача — достать еды, — ворчит она.
Я издаю восторженный вздох.
— Ты — воровка? То есть, ты хорошо воруешь?
— Хорошо воруешь? — повторяет она.
— Ну, то, как я это сделала, было ужасно, — поясняю я, и она быстро кивает в знак согласия. — Значит, ты можешь сделать то же, что и я, но лучше?
— Всяко лучше, чем то, как ты это сделала, — говорит она с веселой улыбкой. — Но да, я умею хорошо воровать.
— Отлично, — радостно восклицаю я, после чего протягиваю свободную ладонь. — Я — Адина.
Она берет мою руку и, по-видимому, пожимает ее, просто чтобы подшутить надо мной.
— А я — Пэйдин.
— Что ж, Пэйдин… — я разламываю булочку и протягиваю ей смятую половину, — думаю, мы могли бы стать отличной командой.
Она отправляет в рот кусочек теста.
— Значит, ты шьешь, а я ворую? А потом мы делим деньги и еду?
— Именно так, — на мгновение колеблюсь. — Если только у тебя нет места получше, чем трущобы…
— Больше нет, — поспешно отвечает она. — Так что, напарницы?
— Напарницы, — я улыбаюсь, с головы до ног оглядывая ее. — Но сначала надо переодеть тебя в нечто менее ужасное.
Она издает смешок:
— Ну конечно, потому что это самое главное.
Я откусываю от булочки, мурлыча от удовольствия, когда мед тает на языке.
— Но первое, что ты должна сделать, — бормочу я, продолжая наслаждаться едой, — это достать мне побольше таких булочек.
Глава первая
Макото
Ее имя есть в списке тех, кто вскоре погибнет.
Я щурюсь от жгучего солнечного света, внимательно изучая каждое имя, выведенное на плакате. Ее имя находится среди восьми других и, скорее всего, его никто не заметит рядом с именем принца, возглавляющего список. Но, несмотря на то, что он в списке, наш будущий Силовик легко избежит смерти, которая ждет других участников. Потому что эти Испытания были созданы для Элитных, подобных ему. А не для Элитных, подобных ей.
Я еще раз пробегаю глазами по именам, но больше никого не узнаю. Никогда не следил за тем, у кого из Элитных получается стать достаточно ценными, чтобы попасть на Испытания.
Кто-то задевает меня плечом, а затем еще несколько людей толкают меня руками и ногами. Лут наполнен липкими телами и радостными криками, отчего список причин, по которым я предпочел бы оказаться где угодно, кроме трущоб Илии, растет. Я с трудом протискиваюсь через переполненную улицу, каждый дюйм которой воплощает собой невежество. Каждый дюйм приветствует участника, которого они выбрали представлять Лут.
Я пробираюсь сквозь толпу, не обращая внимания на их ликование.
Все, что они сделали, — это отправили на смерть Примитивных и представителей Защитной Элиты.
И она — одна из них.
А я должен быть тем, кто умрет жестокой смертью. В одиночестве. Конец один.
Я слышу песнопения в честь шестых по счету Испытаний Очищения, и каждое их слово напоминает о том, что я сделал, а если точнее чего не сделал.
Я провел всю жизнь, прячась в ее тени, прячась от самой жизни. А теперь ее выбрали просто потому, что она не делала того же. Люди знали ее, любили уличную магию, которую она исполняла будучи Вуалью.
И все же они приговаривают ее к смерти, делая вид, что оказывают ей честь.
Она относится к Защитному классу Элиты. Следовательно, она практически покойница.
И мне необходимо ее найти.
Мои руки покрыты угольной пылью, кожаная одежда прилипла к потному телу так, будто я все еще кую сталь у пышущего жаром очага. Я проработал всю ночь и продолжал работать, когда суматоха вынудила меня покинуть мастерскую.
Мне следовало навестить ее вчера вечером. Я должен был быть там, когда она узнала об этом.
А теперь я продираюсь через толпу, пытаясь найти ее, пока не стало слишком поздно. Осматриваю заполненную людьми улицу и замечаю в конце нее грохочущую карету. Она с визгом тормозит. Видимо, лошадям, как и кучерам, не терпится покинуть трущобы.
Я чертовски хорошо знаю, каково это.
Меня толкают вперед, когда толпа начинает стекаться к карете, сбиваясь в группы, словно кучеры предлагают бесплатно вывезти их из этой дыры. Я неохотно позволяю себе двинуться вперед и умудряюсь мельком увидеть, как она забирается в карету.
Гвардеец поднимает ее на ступеньку, и, в типичной для Геры манере, она застенчиво благодарит его, будто он не провожает ее на верную гибель. Ее гладкие черные волосы — последнее, что я вижу, прежде чем она садится в карету и скрывается в ней.
Мир, кажется, затихает, замедляя свое вращение с каждым моим судорожным вздохом.
Я не успел попрощаться.
Большим пальцем я нащупываю шрам на губах, и провожу по нему так же, как и в тот день, когда моя жизнь действительно стала тайной. Знакомое оцепенение начинает разливаться по телу, наполняя горечью каждую его частичку.
Я уже готов отвернуться, не в силах смотреть, как ее ведут на смерть, как мое внимание привлекает серебристая вспышка.
Я смотрю поверх десятка голов, наполняющих улицу, и вижу, как она идет к карете, и ее волосы говорят все, что мне нужно знать.
Стало быть, это и есть та знаменитая Серебряная Спасительница.
Слух о том, что она спасла принца Кая, дошел даже до моих ушей, а это уже свидетельство того насколько важной персоной она стала в трущобах. Возможно, я скептик или просто единственный здравомыслящий человек, живущий поблизости, но ее битва с Глушителем меня не совсем убедила. Битва, в которой даже сам будущий Силовик не смог бы победить.
А я прекрасно знаю, каково это — быть на месте Кая.
Я наблюдаю за тем, как она забирается в карету, когда мое внимание привлекает скачущая на месте фигура девушки. Ее темные кудри подпрыгивают при каждой попытке разглядеть что-либо поверх толпы. Она поднимает руки и беспорядочно машет Серебряной Спасительнице. Она кричит нечто очень искреннее, вероятно, какое-то напрасное прощание, которое никогда не будет услышано.
Я склоняюсь над парой молодых женщин, которые нескладно вторят остальным жителями улицы. Прищурившись, я пытаюсь разглядеть лицо девушки, с таким же упорством, с каким она подпрыгивает. Что-то в ней кажется мне смутно знакомым, словно это не первый раз,