имевшийся у меня общегражданский для таких дел не годился. Собственно, про него руководство официально и не знало.
Теоретически документы до нас должны были ходить фельдъегерской службой, но Анохин честно сказал: «Хотите успеть — везите сами. Иначе ничего не гарантирую».
Мы и повезли.
На проходной нам долго выписывали пропуска. Прапорщик старательно выводил каждую букву в журнале. Сложно сказать, почему: может, ему нравилось ощущение, что кто-то вынужден был его ждать, а, может, он просто страдал обессивно-компульсивным расстройством. Как бы то ни было, всего через полчаса за нами спустился целый майор. Лётчик, судя по погонам, сотрудник Управления международного военного сотрудничества. Глянул на нас презрительно после чего скомандовал идти с ним в кабинет.
— Объективки? — сказал он, когда мы зашли в помещение, уставленное старой, ещё советского времени мебелью, в котором совершенно не было окон — только стеллажи с бумагами и деревянные столы.
Мы вытащили бумаги, подписанные руководством факультета.
Он принялся их внимательно изучать, потом открыл какой-то журнал и долго выписывал туда регистрационные номера. Потом посмотрел на нас, пошевелил бумаги и спросил:
— А фото где?
Мы переглянулись.
— А… нужно было? — уточнил я.
Майор усмехнулся.
— И что у вас какие-то малахольные учатся, а? Элита блин! Что мы вам в паспорт клеить будем? Рисунок?
— Сделаем, товарищ майор. Когда нужно? — спокойно ответил я.
— Сейчас нужно. Сегодня пятница. До конца дня всё должно быть оформлено. Вы в курсе, что нач управления в понедельник в отпуске? У вас когда вылет по плану?
Он снова погрузился в бумаги.
— Ну офигеть. В пятницу! Вы вообще где были⁈
Сложно сказать, на каком именно этапе произошёл сбой и был ли в этом злой умысел каких-то исполнителей. По поводу даты вылета я так вообще впервые услышал; тот же Анохин уверял, что вылет будет только в следующем месяце… впрочем, разбираться с этим буду позже, если вообще руки дойдут. Сейчас надо вопрос решить.
— Сделаем, — повторил я.
Майор внимательно посмотрел на меня.
— У вас два часа. После ничем не смогу помочь, — ответил он.
Парни нервничали.
— Это нереально за два часа! — переживал Саня. — Я на «Курской» знаю ателье, где можно экспресс сделать, за час… но пока туда доберёшься!
— На Арбате должны вроде места быть… — сказал Вова с сомнением в голосе.
Я же с мобильника набрал Лику.
Теперь, кроме китайского аппарата, у меня был и свой собственный — так что о разных долгах и обязательствах переживать больше не приходилось.
Я коротко переговорил с партнёршей, потом улыбнулся и кивнул парням.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Саня.
— Ничего, всё в порядке. Ждём, — ответил я.
Минут через пятнадцать возле нас тормознул чёрный «Паджерик». Из него вышел серьёзный мужик в лёгком сером пальто, с большим фотоаппаратам. Не здороваясь, он сразу обратился ко мне:
— Вон туда встаньте, к стене.
Я кивнул и послушно занял указанное место.
Через пять минут, сделав снимки, мужик, так же не прощаясь, отъехал.
Распечатанные фотографии были у нас через полчаса. Новенькие, пахнущие химией, в конверте.
— Круто, — прокомментировал Вова, когда мы уже направлялись обратно в бюро пропусков.
Там снова вышла заминка: на нас был заказан разовый проход, который был уже использован. К счастью, от дежурного удалось вызвонить того самого майора, который принимал у нас документы.
Спустившись, он внимательно оглядел распечатанные фотографии, хмыкнул, кивнул и сказал:
— Ну что, повезло вам.
— Так точно, товарищ майор, — ответил я.
С этими словами он скрылся в недрах казённого коридора, а мы пошли обратно, в весеннюю московскую слякоть.
— Стрёмный он, конечно, — делился впечатлениями Саня, очевидно, имея ввиду майора. — Не верю я нифига, что до понедельника это нельзя было отложить…
— Может, денег хотел? — предположил Вова.
— Вряд ли, — ответил я. — Они там и без того неплохо живут, чтобы рисковать на какой-то мелочи.
Как бы то ни было, вопрос был решён. Теперь оставалось только ждать и готовиться.
Накануне отлёта я, как обычно, ночевал у Мирославы. Я рассказал ей о будущей командировке, как только утвердили все документы. Нельзя сказать, чтобы она была в восторге, но и не расстраивалась особо: в конце концов, это было престижно, да и всем было известно, что никаких реальных боевых действий в Боснии не ведётся, так что риск минимальный. В обычной ситуации, конечно — нюансы того, что нам с парнями предстояло сделать я, понятное дело, не озвучивал.
Однако же накануне вылета она вдруг проснулась в шесть утра. Долго сидела на кухне, пила чай. Дожидалась, пока встану я — не подозревая, что я тоже не спал.
В конце концов, я решил подняться, где-то за полчаса до будильника. Ехать предстояло на восток области, в Чкаловский. А в последнее время на Щёлковском шоссе стало непросто с пробками, особенно на железнодорожных переездах. У меня даже была мысль поехать на электричке — но я от неё отказался. Слишком далеко тащиться от станции с вещами к аэропорту. Так что мы договорились с отцом, что он отвезёт меня с парнями.
Я зашёл на кухню. Мирослава сидела перед кружкой с чаем, с красными глазами. Она посмотрела на меня и выдавила улыбку.
— Уже проснулся? — спросила она.
— А ты чего не спишь? Тебе же на занятия!
— Саш, сегодня суббота.
— А. Точно, — улыбнулся я, после чего достал турку и молотый кофе.
— Саш… — сказала Мирослава таким тоном, что я точно понял: вот сейчас она озвучит причины своего беспокойства.
— Да? — спокойно ответил я, наливая в турку воды.
— Мне снилось кое-что нехорошее…
— Серьёзно? — улыбнулся я. — Так тем более хорошо, что сегодня суббота! Значит, сны пустые!
Я подошёл к столу и чмокнул её в щёку.
— Всё равно… ты знаешь, я не суеверная — но сегодня ощущение какое-то… неприятное.
— Ну расскажи, что за сон? Чтобы точно не исполнился! — предложил я.
Мирослава посмотрела в свою чашку. Потом достала печеньку из вазы и макнула в остывший напиток.
— Да сложно сказать… знаешь, там даже пересказывать нечего — одни ощущения… будто ты мечешься посреди пожара в каком-то большом горящем здании… то ли церкви, то ли вокзале… я смотрю за всем сверху, пытаюсь кричать, но ты совершенно меня не слышишь…
— Ясно, — кивнул я.
