– Какие-то проблемы? – усмехается Арден, его бледная кожа покраснела от долгих дней на солнце.
Ощущение покалывания медленно поднимается изнутри, а нити онемения тянутся по рукам и ногам. Заставляю себя глубоко дышать в попытке избавиться от них.
– Знаю, это был ты, – бормочу я.
Он проводит двумя пальцами по потрескавшимся губам, а его глаза-бусинки устремляются к матери, прежде чем он наклоняется ко мне с напряженной улыбкой.
– Ничего ты не знаешь, – шипит Арден.
– Ты забываешь, что в моем распоряжении есть кое-какие ресурсы. – Я поднимаю руку перед его обожженым на солнце лицом показывая свои заострившиеся ногти. – И я знаю, где ты живешь.
Я смотрю до тех пор, пока не удовлетворяюсь страхом, отразившимся у него на лице. А затем направляюсь к единственной городской гостинице, которая едва ли больше обычного постоялого двора с четырьмя скрипучими комнатами. Будь мой брат, Элос, здесь, он посоветовал бы не попадаться на удочку, сказал бы, что я выше этого. Чего он, кажется, никогда не понимал, так это того, что я ничем не лучше.
Раздражает, что хозяин гостиницы отсутствует, когда я поднимаюсь по лестнице и открываю свою комнату. Но как только закрываю за собой дверь, тут же меняю облик. Прохлада струится по моим покалывающим конечностям, словно жидкость, когда я освобождаюсь от заимствованной внешности, сбрасывая маскировку, что использую для Брайрвэнда.
Вместо лица и черт Лейлы появляются мои собственные: более высокий рост и крепкие икры, оливковая кожа на тон темнее белоснежного лица Лейлы, узкие глаза и густые орехово-каштановые волосы, волнами ниспадающие чуть ниже постоянно напряженных плеч. Девушка в которой семья Сералин никогда бы меня не узнала. Открываю единственное в комнате окно и размышляю.
Я предпочитаю напрямую платить хозяину гостиницы за его бдительность, и мне не нравится мысль, что кто-то внизу может увидеть, как я улетаю отсюда. Но, полагаю, большинство домов уже пустует, и в любом случае я не могу позволить себе ждать. Положив серебряную монету на столик в углу, снимаю одежду и сосредотачиваюсь на месте глубоко внутри себя, используя его, чтобы притянуть окружающий меня воздух. Интуитивно мое тело немеет, кости сжимаются, превращаясь в кости ястреба-тетеревятника, а мои серые и кремово-белые перья трепещут от удовольствия. Узел между ребрами слегка ослабевает, когда я вылетаю через окно на утренний свет.
От Брайрвэнда до Роанина, столицы Тилиана, примерно час полета. В таком облике мой хвост прямой, как древко стрелы, а крючковатый клюв острый, подобно тилианской стали. Прохладный ветерок скользит по моим перьям, и сердце поет от чувства свободы, но она мимолетна.
Далеко внизу пролегает единственная широкая дорога, ведущая через фермерские участки и лиственные леса на север. Она уже забита пешими путешественниками и теми, кто едет верхом. Многие, особенно те, кто живет дальше к югу, отправятся в путь ночью. Это единственный день в году, когда Даноферы открывают ворота замка Роанин для публики, и многие люди чрезвычайно гордятся тем, что смогли пройти и занять себе место на его территории.
Даже того облегчения, которое приносит полет, недостаточно, чтобы затмить мою ненависть к этому дню.
Впереди, наконец, появляется место моего назначения: открытое пространство гранитных зданий, поблескивающих серым в лучах восходящего солнца, редкие остроконечные крыши и шпили, разрывающие линию горизонта. На севере Роанин окружен тенью Пурпурных гор, а с востока и запада его окаймляют густые леса, и его жители все больше опасаются чужаков. Естественные барьеры с трех сторон оставляют чужакам только один способ войти в город, но даже тогда им будет трудно сориентироваться. Потому что сам город представляет собой головокружительное множество извилистых узких улочек и каменных зданий. Таких же диких и петлистых, как окружающий его Древний лес. И позади, над всеми этими домами, словно на страже, возвышается угловатый замок Роанин.
Поступив на службу к королю Жерару четыре года назад, я была достаточно глупа, чтобы довериться этому замку. Чтобы надеяться, что после многих лет борьбы за выживание в дикой природе, когда рядом со мной был только мой брат, я наконец-то обрету дом. Оказывается, жить отшельником очень угнетает, но быть окруженным людьми, которые не хотят иметь с тобой ничего общего, ранит намного сильнее.
Я облетаю всю территорию замка и приземляюсь на крыше своего дома, маленькой одноместной комнаты, расположенной за вонючими конюшнями, поблизости от внешней стены. Работа, которую я выполняю для короля Жерара, позволяет мне жить на королевской земле, но не больше. Городская башня с часами насмехается надо мной, подгоняя, когда я надеваю нежно-голубое платье и туфли на плоской подошве, хмуро разглядываю темные круги под глазами и спешу к восточным воротам. Хотя обсаженная дубами лужайка, отделяющая замок от главных ворот простирается, наверное, по меньшей мере на четыреста шагов вглубь, но даже на таком расстоянии рев собирающейся толпы напоминает громкий шум далекого прибоя.
За деревянной дверью восточной кухни царит суматоха: подмастерья рубят, кастрюли кипят, повара снуют – все уже готовятся к обеду. Бедным девушкам вроде Сералин приходится время от времени пропускать трапезу, но здесь, в замке, всегда едят три раза в день, и еда подается в отполированных до блеска тарелках с золотой окантовкой на покрытых скатертями столах. Я пробираюсь сквозь соблазнительные ароматы розмарина и тимьяна и обхожу молодых людей, посыпающих морковью и репой тонко нарезанную оленину, с высоко поднятой головой, как будто косые взгляды окружающих ничего для меня не значат. Грубые жесты и озлобленные лица не более чем капли дождя, стучащие по стеклу.
К тому времени, как добираюсь до выхода, в груди все сжимается, как от укола булавкой.
За пределами пустого коридора, в центральном атриуме замка, замечаю такую же суматоху. Напряжение сковывает мои лопатки, когда я пробираюсь сквозь снующих мужчин и женщин, и каждый шаг болезненно отдается эхом от полированного мраморного пола. Фойе, тянущееся на три этажа вверх и облицованное окнами со свинцовыми стеклами в два раза выше меня, похоже, специально создано для того, чтобы обитатели замка чувствовали себя маленькими. Кованые перила ограждают крытую двумя этажами выше галерею и дорожку, которая проходит по периметру комнаты и заканчивается у стеклянных двойных дверей, сверкающих на южном фасаде замка. В течение часа Даноферы пройдут через эти двери и выйдут на узкий балкон, чтобы прочитать Предсказание, ради которого все собрались.
Я поднимаюсь по парадной лестнице атриума, перепрыгивая через две ступеньки за раз.
Почему-то легче дышится на втором этаже, где толстые зеленые ковры окутывают обшитый панелями коридор защитным покровом тишины. Мое сердце замирает, когда я заворачиваю за угол и вижу, кто стоит на посту у двойных дверей гостиной.
– Ты опоздала, – с тихой радостью замечает Дом, один из самых главных охранников короля Жерара. Каролетта рядом с ним шмыгает носом и смотрит вниз.
– Просто открой дверь, – говорю я.
