я сказал ей "нет". Я хотела остаться с ним. Я бы никогда не причинила ему такой боли. Почему ты мне не веришь?
Роман усмехается и оглядывается на троих медленно приближающихся мужчин, наконец отпуская мой подбородок.
— Мой замок — гребаная крепость, Шейн. Никто не войдет и не выйдет без моего ведома. Я знал, что ты чертовски тупая, но я не считал тебя лгуньей.
Ярость пульсирует в моих венах, сама мысль о том, что меня называют лгуньей, действует мне на каждый нерв. Я много кем являюсь, но не лгуньей.
— Я не лгу, — выплевываю я сквозь сжатую челюсть, поднимаясь с прохладной травы, чтобы лучше защитить себя, когда мне следовало бы попытаться убежать. — После всего, через что ты заставил меня пройти, ты действительно думаешь, что я бы сделала что-то подобное? Ты тратишь свое время, преследуя меня, когда должен пытаться найти ее. Ты держал меня взаперти, черт возьми. Если я это сделала, то откуда, черт возьми, взялась эта машина? Где бы я взяла пистолет? Твоя глупость заключается в том, что ты позволяешь ей уйти.
Роман смеется, наблюдая за мной, как за каким-то жалким раненым животным, ковыляющим рядом, которого он собирается пристрелить, просто чтобы положить конец его страданиям. Он встает, не сводя с меня своего презрительного взгляда, пока проверяет свой пистолет. Мы слышим тихие звуки, издаваемые тремя боевиками, подкрадывающимися ближе, и Роман медленно поворачивается, более чем готовый уничтожить их, о пулевом ранении он почти не думает.
Он оглядывается на меня, в его глазах читается безмолвное предупреждение, и просто так он уходит, ускользая в темноту, как смертоносная тень, намеревающаяся воскресить гребаных мертвецов… или, по крайней мере, добавить нескольких человек в их эксклюзивный клуб, предоставив им вечное членство без права возврата.
Тишина заполняет дом, пока у меня кружится голова, потеря крови начинает мешать моему зрению… Или, может быть, это из-за удара головой во время аварии. Я почти уверена, что разорвала старые швы, но какое это имеет значение, когда меня собираются нарезать ломтиками? Я могла бы также помочь процессу.
Тишина становится громче, и с каждой секундой нервы превращаются в мертвый груз, а стойкий запах бензина делает ситуацию намного хуже. С тихим стоном я перекатываюсь на колени и выползаю из-за обломков, отчаянно желая увидеть, что происходит. Роман не сказал мне, кто были эти парни, но если бы мне пришлось выдвинуть предположение, я бы сказала, что это люди его отца. Никто другой не был бы настолько глуп, чтобы прийти сюда и вот так выстрелить в Романа. Хотя я быстро начинаю понимать, что мужчины в этом долбаном мире не часто бывают наделены мозгами.
Все думают, что они лучше других, сильнее, мудрее, свирепее. Они все дураки, полагающие, что у них есть защита Джованни, хотя никто не сравнится с Романом, Маркусом и Леви. Быть одним из людей Джованни — это то же самое, что нарисовать мишень прямо в центре своего лба и расхаживать перед кучкой психопатов, вызывая их на выстрел.
Я замечаю, как Роман проскальзывает в тень кустов, его тело едва различимо в темноте. Он стоит ко мне спиной, но я не сомневаюсь, что он каким-то образом все еще наблюдает, все еще ждет, когда я сделаю глупый шаг, просто чтобы дать ему еще один повод покончить с моей жизнью.
Он делает еще один шаг и исчезает из виду, оставляя меня смотреть ему вслед, мое сердце беспорядочно колотится. Мой желудок скручивает от нервов, когда мое тело тяжелеет с каждой секундой. Сегодняшний вечер был гребаным беспорядком, но я пока не собираюсь умирать.
Женщина в капюшоне положила начало череде событий, которые даже она не смогла бы предвидеть. Несмотря на ее дерьмовый план побега, я думаю, что она на самом деле пыталась защитить меня или, по крайней мере, пыталась увести меня подальше от братьев, но, возможно, она просто хочет убрать меня с ее пути. Она очень напомнила мне Ариану, желавшую завладеть тремя мужчинами в этом мире, которыми нельзя было завладеть.
Боже, я ненавижу эту суку. Если бы был какой-то способ вонзить когти и уничтожить Ариану, не разрушая при этом себя, я бы это сделала. Она пиявка, у которой стояк на Романа, и из-за этого она считает себя вправе издеваться надо мной.
Эта сука в капюшоне застрелила Маркуса и забрала его у меня как раз тогда, когда я думала, что мы с ним начинаем строить что-то вроде… блядь, я не знаю, как это называется. Это точно не отношения, и я была бы в полной заднице, если бы назвала это дружбой. Мы что-то строили, это точно. Происходили изменения, и динамика между нами менялась. Он не доверял мне, и я чертовски уверена, что не доверяла ему, но мы двигались в этом направлении. Между нами могло бы быть что-то хорошее, но сейчас он лежит на своей кровати, истекая кровью, а руки его брата вонзились глубоко ему в грудь. Независимо от того, что произойдет здесь сегодня вечером, я ни за что не смогу увидеть его снова.
Леви и Роман сделают все, что в их силах, чтобы спасти его, но они также собираются сделать все, что в их силах, чтобы покончить со мной, и, судя по тому, что я узнала о братьях ДеАнджелис, они не остановятся, пока не получат именно то, что хотят.
Черт. Этой сучке лучше надеяться, что она никогда больше не перейдет мне дорогу, потому что я превращу ее жизнь в сущий ад, хотя, надеюсь, парни наконец увидят, что я говорю правду. Тогда мне не придется беспокоиться о том, чтобы превратить ее жизнь в сущий ад; они сделают это за меня и превратят это в спектакль, удостоенный премии "Оскар".
Проходят минуты, прежде чем я слышу характерные звуки драки, взглядом осматриваю широкий двор, отчаянно выискивая ее. Ворчание и стоны эхом разносятся в темноте, и мои нервы на приделе, мне ненавистна мысль о том, что я не знаю, где находится каждый из мужчин.
Раздается выстрел, заставляющий меня подпрыгнуть, и как только я замечаю еще троих мужчин, проскальзывающих на территорию, надо мной нависает тень. Мои глаза расширяются, и я делаю глубокий вдох, готовая закричать, но его большая рука зажимает мне рот, заглушая звук.
Игнорируя пронзительную боль в животе, я брыкаюсь, отчаянно пытаясь освободиться, пока он отрывает мои грязные колени от земли. Пальцами я впиваюсь в его кожу, и чувствую, как мои ногти проникают в его
