нас 1000 год: именно тогда произошел первый из тех качественных скачков в социально-экономическом развитии европейского общества, благодаря которым в эпоху Нового времени Европа займет одно из лидирующих мест в мире. Крестовые походы, испанская Реконкиста и колонизация славянского Востока — таковы первые проявления жизнеспособности европейского общества, его экспансионизма и стремления к объединению, выраженного в идее Respublica Christiana[4]. Италия же была не только составной частью Европы, но, как мы увидим, без нее не возникла бы и сама Respublica Christiana. А потому история итальянцев нашего тысячелетия немыслима в отрыве от европейского контекста.
Однако история Италии, или, точнее, история людей и народов, населявших полуостров, безусловно, не начинается с 1000 г.
Еще до римлян (не говоря о более ранней эпохе) в центральных областях Италии существовала знаменитая цивилизация этрусков, а на Юге и в Сицилии процветали высокоразвитые города великой Греции. Тарквинии, Сиракузы, Таранто являлись прославленными центрами уже тогда, когда Рим был маленькой деревушкой в сельской области Лация (Лацио). Изучавшие памятники древнейшей италийской цивилизации эрудиты XIX в. любили повторять, что Пифагор жил более чем на век раньше Платона. Мы же добавим, что храмы Пестума и Селинунта были построены за несколько десятилетий до того, как Перикл начал работы по сооружению Парфенона, и за несколько веков до того, как представители династии Цинь взялись за возведение Великой китайской стены. На смену этрускам и грекам пришли римские колонизаторы. Они буквально собрали Италию по кусочкам и дали ей имя. Как известно, первоначально Италией называлась лишь южная оконечность полуострова, и только после римского завоевания это название стало применяться ко всей территории южнее Магры и Рубикона. Позднее, в эпоху Августа, в Италию были включены земли бывшей Цизальпинской Галлии[5], куда римские легионы вторглись еще в конце III в. до н. э. Таким образом, Апеннинский полуостров был одной из тех областей европейского Запада, который в наиболее полной мере раньше и глубже других почувствовал на себе плоды римской колонизации и pax romana[6]. На рубеже новой эры земли полуострова, как это следует из «Георгик» («Поэмы о земледелии») Вергилия и римских трактатов о земледелии, были плотно заселены, тщательно обрабатывались, были покрыты сетью трактов и разделены на области, названия и границы которых частично сохранились до наших дней.
С эпохи Августа до начала описываемых нами событий прошла тысяча лет. Если попытаться кратко сформулировать суть данного периода, то можно сказать, что все, что было с огромным трудом создано в прежние времена, в эти столетия разрушалось и уничтожалось. Следствием тяжелейшего социально-экономического кризиса поздней Римской империи, первых нашествий варваров, разорительной греко-готской войны VI в. и, наконец, вторжения лангобардов стало истощение экономики и уничтожение политического единства Апеннинского полуострова. Пустеют города и деревни, падает уровень культуры, становятся варварскими обычаи. Можно без преувеличения сказать, что повсюду шел процесс деградации.
Приблизительно к 1000 г. (а иначе и не могло быть после столь серьезных потрясений) перед нами предстает совершенно новое государство. Однако в истории есть вещи, которые уничтожить невозможно, и, какими бы ни были обстоятельства, история страны с богатым прошлым не может начаться с tabula rasa[7]. Могут пасть империи, рухнуть политические институты, но след присутствия и труда на земле многих поколений людей останется, чтобы стать основой прогресса и созидания в более благоприятную эпоху. Именно это и происходит около 1000 г.: оживают важные дороги римских времен, которые вплоть до наших дней определяли систему торговых связей государства. По числу крупных городов эпоха коммун практически не уступала римскому времени. Большая их часть возникла еще в римскую или доримскую эпоху, а довольно небольшой список городов, основанных в более поздний период (Алессандрия, Феррара, Удине), немногим длиннее списка заброшенных римских центров (Аквилея, Луни и др.). Что же касается сельской местности, то и сегодня аэрофотосъемка выявляет четкое деление полей на сеть римских centuriatio[8]. Вместе с тем то, что применимо к неодушевленным предметам, в полной мере относится и к людям. При этом речь идет не столько о богатейших традициях классической культуры, о возврате к которой, как мы увидим, мечтало не одно поколение итальянских мыслителей, сколько об определенной структуре мировоззрения, полностью уничтожить которую не удалось за всю эпоху христианства. Религиозность многих итальянцев в чем-то напоминает романские церкви, построенные на древних римских фундаментах. За внешней стороной христианского культа и исповедания веры нередко скрывались языческие обряды предков. Это прослеживается в росписях погребальных склепов Тарквинии, изображающих культовые сцены и магические ритуалы, не потерявших своего значения и сегодня.
Речь идет, таким образом, о проблеме преемственности в итальянской истории. Еще эрудиты XVIII в. говорили о «Рисорджименто»[9] Италии после 1000 г.; граждане итальянских городов-коммун называли избранных ими магистратов «консулами» и прилагали все усилия, чтобы доказать, что их город — достойный преемник Рима. Однако в чем же заключалась эта преемственность? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо осветить целый ряд проблем экономической истории, истории культуры, языка, что представляется невозможным, принимая во внимание рамки данного исследования, а в ряде случаев и некомпетентность автора в этих вопросах. В частности, историки до сих пор спорят о том, правомерно ли устанавливать преемственность между римской квиритской[10] и средневековой аллодиальной[11] собственностью и, следовательно, рассматривать «аграрный индивидуализм» как одну из характерных особенностей итальянской истории.
На этот и на многие другие вопросы невозможно дать исчерпывающий ответ на страницах введения. А потому, не вдаваясь в анализ и длительные рассуждения, хотелось бы ограничиться следующим, на наш взгляд, необходимым замечанием. Дело в том, что итальянская земля во всем, от формы полей до способа приготовления пищи, от произведений искусства до строительства дорог, от ледяной утонченности интеллектуалов до «мудрого невежества» простолюдинов, дает живущим на ней людям ощущение неизбежной преемственности труда и внушает им чувства времени и смирения.
Изменяются политические режимы, проходит мода, вчерашние герои становятся предметом насмешек, и только труд и чувства человека остаются прежними. Знаменитое изречение князя Салины в «Леопарде» («Если мы хотим, чтобы все оставалось как есть, необходимо, чтобы все изменилось») не только выражает точку зрения аристократа и консерватора, но и тесно связано с народной психологией.
Вместе с тем история, которую мы собираемся описать, вовсе не безжизненна и аморфна; напротив, ее ход стремителен и полон неожиданностей. Дело в том, что смирение в его итальянской форме никогда или почти никогда не означало отчаяния или же пассивности. Оно было скорее осознанием того факта, что, как бы
